Сделав несколько быстрых шагов, я скользнул в раздевалку. Борис Пуго предстал мне в удобной позе застывшего манекена, без пиджака и с расстегнутой рубашкой. Оставалось лишь, подобно пауку, ухватить лапками свою жертву. Чего, собственно, я и проделал.
И в это время мне в спину вцепился спутник Бориса.
- А ну стой, дед! - прошипел он, хватая за шею. - Что за дела?!
Паническим взором поверх серой стенки раздевалки я оглядел пляж. Неужели моя хитрая технология поломалась?! Да нет, работает: весь обозримый мир продолжал оставаться неподвижным. Всё замерло, кроме этого чертового мужика за спиной! Он дергал меня, и пытался отцепить от Пуго. Оглядываться я не стал, просто лихорадочно вызвал черное одеяло - в надежде, что банный лист отстанет по пути.
Густой тенью, переходящей в полный мрак, обозначился переход, и уже через мгновенье мы были в полутора тысяч километров отсюда, в подвальном помещении дачи Коли Уварова. Мир здесь потерял чересчур яркие краски, а звуки приобрели привычную тональность. Пуго я отпустил сам, вот только мужик не отстал, крепко в шею вцепился. Никак не реагируя на перелет, неожиданный прицеп продолжал возмущаться:
- Дедушка, что вы себе позволяете?
Мне даже сказать на это нечего было. Дожились, у хитрой технологии проявились побочные явления. Ну что ты будешь делать? Оказывается, невероятно приставучими могут быть отдельные люди...
- Что здесь происходит? - ледяным тоном вопросил Пуго. - И где я?
Быстро он взял себя в руки...
- Вот именно! - нервно добавил мужик в плавках.
Потрясая наручниками, босыми ногами прицеп переступал на плитке кафельного пола, и дикими глазами разглядывал двенадцатифутовый приземистый стол для русской пирамиды. Мягкий свет из четырех конусообразных светильников, выстроенных в ряд, лился точно на зеленое сукно, пространство вокруг биллиардного стола оставалось в тени. На столике у стены белел кофейный сервиз, зеленела стайка бутылок «боржоми» и сверкала хромом пыхтящая кофемашина.
Да, подземная тюрьма, где содержался товарищ Седых, чем-то была похожа на модную бильярдную.
Николай Уваров перевел взгляд на мужика в плавках:
- А это кто, Михалыч?
- Так «заяц» это, Николай Сергеич, - честно доложил я. - Спикировал, как сокол на добычу. Тьфу! И откуда такая резвость? Первый раз подобная незадача приключилась. Недаром говорят, иногда для бешенной собаки семь верст не крюк.
- Я попрошу! - снова выступил мужик в плавках. - Ведите себя прилично, дедушка.
- Еще говорят: век живи, век учись, - хмыкнул Коля.
И не поспоришь ведь, кругом прав мудрый аналитик.
- Ага, - согласился я. - Стрелял в утку, а попал в озеро.
Мне почему-то вспомнился тихий разговор Веры с бабушкой Мухией. Не обвиняйте в плохом - специально не подслушивал, просто у меня слух хороший. И потом, никаких особых тайн они не обсуждали. Так вот, бабушка на огороде Верочке втолковывала: если девушка хочет, чтобы замуж поскорей позвали, надо собрать прицепившийся к одежде репей. Завязать его в тряпицу, испачканную своей менструальной кровью, и спрятать подальше от чужих глаз. А когда выйдешь замуж, через три дня после венчания следует отнести тряпку с репьем в поле, где его нацепляла, и оставить там.
Не знаю, как в огородах Вера найдет репьи, у нас там давно чисто. А мне вот повезло. Интересно, в какую тряпицу мне этого мужика замотать? Впрочем, Коля Уваров без меня справился, снял с крючка банный халат. И смех, и грех, господи прости. Осталось только этот сверток отнести туда, откуда взял.
Пауза не затянулась, ее заполнил беглый товарищ Седых:
- Это Петр Угрюмов, помощник товарища Пельше, - солидно кашлянул он, указывая на мужика в плавках, запахнувшего халат. - А рядом с ним Борис Пуго, комсомольский секретарь. Здравствуйте, товарищи.
Благородная седина прекрасно сочеталась с волевым лицом узника бильярдной. Одет товарищ Седых был добротно и привычно - в униформу ЦК, серый костюм с синим галстуком. В руках он уверенно держал прекрасный кий, набранный венским запилом эбена через фернамбук и турняком из черного граба.