— Провалились, как и предыдущие. Директория ставит неприемлемые условия. Когда вся Европа у них под пятой, они могут себе это позволить. Последнее, что я слышал, это что они потребовали острова в Ла-Манше, Канаду, Ньюфаундленд и Британскую Индию, а также наши владения в Вест-Индии.
Росс допил вино и поднялся, встав спиной к огню.
— Прошу, налейте себе еще.
— Благодарю, — Росс наполнил оба бокала. — Что ж, так и есть. Ничего себе картина.
— Темна, как и любая другая в нашей истории.
Из коридора донеслись юные голоса.
— Надеюсь, вам повезет с членами парламента от Труро, — сказал Росс. — Но подозреваю, что, если говорить об интересах страны, ни Джордж, ни Том Тренгруз особо не отличаются от Питта в отношении к войне. Они не поклонники Фокса.
Фалмут не ответил, а просто задумчиво уставился на огонь.
— Что ж, — нетерпеливо произнес Росс. — Пойду взгляну, не вернулась ли жена из комнаты больного.
— Разумеется, — добавил Фалмут, — как бы ни шли дела у Хью, он не сможет принять участие в выборах в следующий четверг.
— Да... Разумеется нет. Увы. Теперь вам придется найти другого кандидата. Очень жаль.
— Я собирался предложить это место вам.
Напротив окна стоял могучий кедр, чьи плакучие ветви, серебристо-серые и оливково-зеленые, изгибались широкими дугами от высоченной верхушки до самого низа. В ветвях Росс заметил рыжую белку, держащую в лапах орех и жадно его поглощающую. На северном побережье белки встречались редко — деревьев было слишком мало, они сгибались от ветров. Несколько секунд Росс с большим интересом ее рассматривал, ее резкие и проворные движения, яркие глаза, раздувающиеся щеки. Потом белка увидела его в окне, молнией взлетела вверх и затерялась в тени, скорее как призрак, чем как существо из плоти и крови.
— Вы же это не всерьез, милорд, — сказал Росс.
— Почему же?
— Обычно мы соглашаемся друг с другом относительно военных действий Англии. Но во время прошлой встречи мы резко разошлись по всем вопросам, касающимся внутренних дел. Функции парламента, выборов, неравномерного распределения власти, коррупции...
— Да. Но мы ведем войну. Как я уже говорил, я верю, что вы обладаете куда большим потенциалом, чем муштровать отряд ополчения и поддерживать на плаву шахту. А таким путем вы сможете осознать свой потенциал.
— В качестве тори?
Его сиятельство махнул рукой.
— Ярлыки. Они ничего не значат. К примеру, вы знаете, что Фокс вошел в политику как тори, а Питт — как виг?
— Нет, я не знал.
— Как видите, со временем всё изменилось. Как меняется и расстановка сил. Не знаю, насколько пристально вы следили за политикой в нынешнем столетии, капитан Полдарк... Но могу я высказать вам свою точку зрения по этому вопросу?
— Разумеется, если вам угодно.
— Что ж, вы знаете, что в 1688 году виги спасли Англию от захвата Стюартами, когда король Яков хотел отринуть нашу церковь в пользу Рима — и всё, что это в себя включает. Они пригласили Вильгельма Оранского, а когда королева Анна умерла, не оставив наследников, сделали ганноверца королем Георгом I. Как вы помните, возглавляла их наша высшая аристократия, которая понимала, что это значит — защищать свободу от подавления абсолютной монархией. Моя собственная семья, и я этим горжусь, поддерживала их много лет и отправляла нужных людей в Палату общин. Тогда никто не верил в идеи, которые, похоже, сейчас у вас на уме — о том, чтобы изменить выборную систему, часть нашей многолетней традиции — никто, пока тот король Георг, который ныне нами правит, не поддался неверным советам и не попытался взять бразды правления в свои руки. Тогда виги снова заговорили о свободе, о правах, записанных в Великой хартии вольностей, и правильно сделали.
— Но потом...
— Погодите. Но самые радикальные из них — Бёрк, Фокс и их друзья — приняли это близко к сердцу и заговорили о реформах. Свобода для них стала означать равное представительство и еще многое другое, о чем вы говорили. Когда во Франции разразилась революция, они были в восторге — думали, что вот она, их Утопия. Но быстро разочаровались, особенно Бёрк, как и большинство тех, кто называет себя вигами. Они не верили и не верят в равное представительство, капитан Полдарк, не больше чем тори. Вспомните своего друга Бассета. Питт теперь тори, как и я, и должен вам напомнить, что в свое время тори выступали за религиозную свободу, за старые свободы мелкопоместного дворянства, за более широкое разделение власти между королем, знатью и простыми людьми. Но как бы то ни было. Когда мы выиграем войну (или проиграем), то сможем пересмотреть свои взгляды. Питт — человек прогрессивных взглядов, иногда даже слишком, как по мне, но пока что он придерживает эти идеи, потому что знает, как и все здравомыслящие люди — Франция и ее революция могут нас уничтожить, и только это сейчас имеет значение. Вы ведь встречались с моим зятем, капитаном Говером?
— Нет.
— Он выступает за реформы во флоте. Думаю, он вам понравится.
За окном не было никакого движения, не считая сплошной пелены дождя.
— Боже! — нетерпеливо воскликнул Росс. — И вы предлагаете место мне? Вы ведь можете выбирать по всему графству! Да и помимо Армитаджа у вас полно родственников.
— Ответ весьма прост, дорогой Полдарк. Я прошу вас, потому что у вас больше всего шансов выиграть. Ваша популярность в городе, как я полагаю, перевесит недовольство мной. В последний раз моему кандидату не хватило одного голоса. У действующего члена парламента всегда появляется дополнительное влияние, и Уорлегган может найти один голос или больше, чтобы преодолеть отсутствие поддержки со стороны Данстанвилля.
— Спасибо за прямоту.
— Если вы ожидали, что я скрою свои мотивы, то вы не тот человек, каким я вас считаю. Другие причины этой просьбы я уже сообщил.
— Но с чего вдруг вы решили, что я приму предложение, если отверг аналогичное от Бассета полтора года назад?
— Обстоятельства изменились. Времена стали тяжелыми. Стране необходимы лидеры. Вы знаете, что в прошлом месяце сказал Каннинг? «Ничто не пробудит нацию из сна и глупости, в новую, деятельную жизнь. Мы стали бездушными и бесхребетными». Вы же разочарованы в той жизни, которую ведете. В одиночку человек, как вы наверняка понимаете, мало что может. Но нация состоит из отдельных людей.
Росс отвернулся от окна и посмотрел на Фалмута. Тот был холодным человеком, по крайней мере, в делах, но не из тех, кто будет вилять в разговоре. И Росс решил говорить прямо. Эмоции придали его тону дополнительную резкость.
— Вы предлагаете мне, милорд, бороться за место, после того как, немудро распоряжаясь своей властью, настроили против себя обычно сговорчивых выборщиков. Я прав? То есть, вы просите меня не только одобрить систему, которая мне не нравится, но и воспользоваться властью, которую я уже отверг. Как ваш кандидат я стану частью этой извращенной системы и тем самым молчаливо ее поддержу.
Его сиятельство нетерпеливо махнул рукой.
— От своего дяди я унаследовал те методы, с которыми обращались с округом аристократы. Впредь я буду больше внимания уделять нуждам городского совета. Так что мы можем внести изменения на ваш вкус. Чего вы не сможете изменить, так это избирательную систему в целом. Придется принять ее как есть. Или работайте над ее реформой — в парламенте или вне его стен.
Он встал.
— Но есть и более срочные дела, капитан Полдарк, когда вся Европа поднялась против нас.
— Думаю, моя одежда уже высохла, — сказал Росс. — Предпочитаю переодеться перед обедом.
— Что ж, не буду задерживать. Но жду ваш ответ до отъезда.
— Вы его получите.
Фалмут убрал бутылку мадеры в буфет и запер его.
— И не забудьте про еще одно преимущество положительного ответа.
— Какое?
— Вы одновременно оказываете услугу мне и подставляете подножку Уорлеггану.
Молодые голоса (как и молодежь) из коридора исчезли. Дом стал тихим, как сам этот день, как больной наверху, как пустота жизни. Росс прошел по коридору, услышал шепот в открытой двери и заглянул. Демельза разговаривала с миссис Говер. Она странно выглядела в одолженном платье — лицо бледное, темные глаза стали еще темнее. Почти незнакомка, по крайней мере, не та женщина, которую он знал уже тринадцать лет, не совсем его жена, а некто, удалившийся от него в бездну собственных чувств, некоторые из которых были совершенно чужими.