Я не буду просить тебя, чтобы ты вернулась к отцу (ты, наверное, думала, что я тебя об этом и буду просить в письме), но попрошу обо одной вещи: не держи на него зла. Когда я навестил его после твоего побега, то увидел перед собой, грубо говоря, ходячий труп, который был готов сжечь собственную мастерскую. Он сам себя наказал! Как я ему однажды сказал: никакое изобретение, даже самое гениальное, не стоит того, чтобы жертвовать семьёй. И этот Икар не принёс ему счастья.
Напоследок я хочу пожелать тебе и Павлу (я надеюсь, что вы когда-нибудь снова встретитесь) быть счастливыми. Да, просто быть счастливыми. А также быть намного лучше, чем мы были в вашем возрасте (думаю, твой брат поймёт о чём я).
Надеюсь, когда-нибудь я тебя снова увижу.
С. Д.
Положив письмо обратно в конверт, Надежда снова взглянула на Икар, и от вида ржавого изобретения она не смогла сдержать ухмылку.
Послесловие
Когда госпожа Урусова закончила свою историю, мой взгляд упал четыре тетрадки. Пролистав одну из них, я догадался, что это всё дневники четырёх грации.
— Когда мы вырезали надпись на каре дуба, мы дали клятву, что каждая будет вести свой дневник. — объяснила женщина, убрав выбившуюся светловолосую прядь обратно в чёрный тюрбан, — Если бы с одной из нас что-нибудь случилось, другие бы девочки имели бы право почитать её записи… После убийства мадам Геворкян я, с разрешения Марианны, забрала дневники Глаши и Пелагеи.
— Вот оно! — я собрал тетради в одну стопку, — Пелагею так и не нашли?
— Я целый год пыталась её найти. В тайне от Генерала Шилова, конечно. Порой мне даже казалось, что я напала на её след, но… То ли я ошибалась, то ли она умудрялась вовремя ускользать. А потом началась Великая война, и я всю себя посвятила служению Империи, добывая информацию за границей. А дальше брак со Станиславом Борисовичем, революция, война за независимость острова и прочие дела… В общем, мне уже было не до её поисков.
— А Марианна?
Надежда Михайловна подошла к своему рабочему столу и достала из верхнего ящика фотографию, которая была сделана в июне этого года. Взяв снимок в руки, я увидел, что на ней была изображена счастливая семья Варламовых с четырьмя дочерями. Госпожа Урусова указывала на каждую, называя имена и возраст: восьмилетняя Глафира, семилетняя Полина, четырёхлетняя Надежда (крестница госпожи Урусовой) и двухлетняя Мария. Надежда Михайловна также рассказала, что в результате хорошего лечения, Константин, который в тот момент служим иереем в Григорьевском храме смогли вернуть зрение, что было видно по очкам на его носу. Также не трудно было догадаться, что на момент создания снимка, Марианна была беременна пятым ребёнком.
— О, наша переписка длилась долгих девять лет. — по лицу Надежды прокатилась слеза, — Она всегда хотела иметь большую семью… Думаю, она была счастлива.
— Мне не показалось, — мне стало не по себе от своих догадок, когда я подсчитал количество дневников, — Вы говорите о ней в прошедшем времени.
Тяжело вздохнув, госпожа Урусова отдала мне письмо, из-за которого она и плакала. Оно было от Константина. Женщина объяснила, что получила его сегодня вечером. Когда я открыл его, то увидел, что оно было датировано позавчерашним днём.
Здравствуй, Надежда.
Пишу эти строки, едва сдерживая слёзы. Я с великим прискорбием должен сообщить тебе, что моя любимая супруга и твоя названная сестра Марианна скончалась прошлым вечером от родильной горячки, дав жизнь нашему сыну Владимиру.
Я понимаю, насколько ты сейчас занята (Мы читали газеты о предвыборной компании твоего супруга), но я буду тебе очень благодарен, если ты вместе с нами проводишь её в последний путь. Похороны состояться 30 октября.
А пока я прошу твоих молитв за её упокой и за наше здравие.
Храни тебя Господь, Константин.
P.S. К письму я прилагаю тетрадь, которую Марианна на смертном одре попросила передать тебе.
Когда я прочитал это письмо, мне невольно хотелось перекреститься, хоть я и не был христианином. Я снова взглянул на госпожу Урусову. Женщина, смахнув слёзы, с тоской посмотрела на стопку тетрадей.
— Надежда Михайловна, — наконец, я решился нарушить тишину, — Вы ведь поедите на похороны?
— Да. — женщина не отрывала взгляд от тетрадей.
— Но ведь…
— Я знаю, что сейчас пик агитационной активности, — затем госпожа Урусова с улыбкой взглянула на меня, — Но вы, Искандер, поможете мне сделать лазейку в графике?
— Можете на меня рассчитывать!
— Я так и думала! А теперь давайте поговорим о книге.
— Надежда Михайловна, я думаю, что работу над ней лучше начать после выборов.
— Я с вами согласна! Мы так и поступим, но у меня будет два условия. Во-первых, вы не будете указывать меня, как автора. Во-вторых, это книга будет опубликована только после моей смерти, если, конечно, вы меня переживёте. — после женщина, подойдя к двери, вернула себе лучезарную улыбку, — Я же работала в разведке, а в этих дневниках есть такие факты, которые я бы не хотела выносить при своей жизни.
Вскоре я вернулся в банкетный зал. Взглядом я нашёл Веру, которая уже более-менее освоилась в шумной компании. Подойдя к ней сзади, я нежно обняла её, положив руку на живот, в котором формировалась жизнь нашего второго малыша, и поцеловал в висок.
— Искандер, — ласково произнесла Вера, повернувшись ко мне, — Где ты так долго пропадал?
— Эта долгая история.
— История? — моя милая, всё поняв по моему взгляду, погладила меня по щеке, — Эти истории к тебе так и липнут! Хех, я так скоро ревновать начну.
Рассмеявшись я поцеловал свою супругу в лоб и с печалью посмотрел в её глаза, вспоминая историю Марианны.
— Всё в порядке? — забеспокоилась Вера.
— Да, всё в порядке! Просто… Ты же знаешь, как я тебя люблю.
— Конечно, но почему…
— А разве для таки слов нужен повод?
Вера молча меня обняла. Да уж, иногда я сам удивляюсь своей излишней сентиментальности, но так уж выходит.
Вскоре весь зал наполнил громкий звон хрусталя. Надежда Урусова, стоя с бокалом и ножом в руке у микрофонной стойки, обратила внимание гостей на себя.
— Добрый вечер, дамы и господа. Я рада, что вы почтили своим присутствием день рождения моего дорогого супруга. — по голосу женщины, вряд ли бы кто мог догадаться, что она ещё утром получила новости о потере сестры, — Теперь прошу вас встретить нашего замечательного именинника аплодисментами!
Зал утонул в наших овациях, и к микрофону подошёл импозантный Станислав Урусов, обняв свою супругу за талию. Во время речи Станислава Борисовича, я смотрел на Надежду Михайловну, которая продолжала сиять лучезарной улыбкой, а иногда она даже забавно комментировать некоторые моменты речи своего супруга. После истории о четырёх грациях я уже не мог как прежде смотреть на эту лучезарную женщину. Теперь я знал, что эта улыбка ей давалась с очень большим трудом.
Я уже тогда понимал, что вижу перед собой будущую президентскую чету, но я не мог предположить, что их ждало впереди. Станислав Урусов провёл на посту президента Феодоровского острова три года. Его убийство до сих пор вызывают в стране различные споры (я же уверен, что это сделали активисты фашисткой партии). И всё же это не сломило его вдову. Она три года возглавляла его партию, пока сама не вошла в историю, как первая женщина президент Феодоровского острова. Она была очень популярна у народа. Также госпожа Урусова была последним президентом свободной страны. Когда же её убили на второй год президентства, к власти пришла Феодоровская фашистская партия. Однако это уже другая история.
Теперь, когда Надежды Михайловны Урусовой (урождённой Расцветовой) уже нет среди нас, я, выполняя свои обещания, выставляю историю четырёх граций на всеобщее обозрение.