Военная техника в населенных пунктах приковывает внимание сотен, если не тысяч людей. Соцсети уже рябят фотками с “Героем ДНР Моторолой”. На глазах у кучи свидетелей не свернешь “в гаражи», так что вычислить место перегрузки будет раз плюнуть.
Нет, они определенно собираются неожиданно для всех пропасть с радаров. Причем очень резко и в труднодоступном месте. Есть тут такие места? Если не считать нескольких промышленных предприятий — только одно…
Городецкий крутанул колесиком мыши, проскроллил изображение вверх, на север. Уменьшил, разглядел нужный объект, отцентрировал, увеличил. Восхищенно присвистнул, тихо охреневая после чего отстучал короткое сообщение для Трезора. Тот был в оффлайне. Скорее бы появилась связь, подумал Городецкий, всей кожей ощущая как его охватывает охотничье возбуждение. Вертолетам до них от силы минут пятнадцать, должны успеть. Нет ну надо же было такое придумать!
На рулежке Краматорского аэродрома, у самого разворота на взлетно-посадочную полосу белел четко очерченный контур огромного самолета.
30. Шульга
Последние несколько километров маршрута шли по краю полей, вдоль посадок, где не было даже толком раскатанной колеи. БТРу, конечно, до лампочки, а вот Лендроверу пришлось попотеть. Подпрыгивая на очередном ухабе Шульга, слушая матерящегося в голос Варяга, думал лишь о том, как не забывать придерживать челюсть, чтобы не откусить ненароком себе язык. Точно такие жа мысли были и у скачущего сзади как на батуте пса. Однако выбранный путь того стоил — они выскочили на летное поле там, где никто их не ожидал.
Круг замкнулся, вздохнул Шульга. Именно сюда они совершили вынужденную посадку летом прошлого года, когда самолет попал под дружественный огонь. Из тех, кто был на борту, в живых остались только он, Шульга и механик группы, Еврей. Но тот с перебитым позвоночником проходит реабилитацию в Хайфе. Экс-президент не в счет, он был доставлен в мешке в бессознательном состоянии из Ростова.
Шульга нашарил взглядом обгоревший остов Кукурузника. По-хорошему нужно будет его забрать и восстановить, чтобы было, чем потом хвастаться перед внуками. Но какие тут, к херам, внуки, если дело еще не дошло даже и до детей.
Лендровер выскочил на бетон, колеса застучали по стыкам плит. В конце рулежной дорожки горбатилась китовая туша транспортника Ил-76. Все четыре двигателя у него работали, аппарель опущена, вокруг, словно игрушечные, суетились люди и маневрировали какие-то технические машины.
Как это удалось провернуть Назгулу Шульга до конца не понял, но факт остается фактом, в их распоряжении сейчас находится самолет, который берет на борт шестьдесят тонн полезного груза. А это означает, что им не придется тратить время на еще одну перегрузку.
Под крылом вновь прибывших лично встречал комендант, майор.
Шульга выскочил из машины, бультерьер уперся в заднее боковое стекло лапами и возмущенно гавкал.
— Все в порядке? — ответив на приветствие, спросил у коменданта Шульга.
— Так точно! — доложил тот. — Борт заправлен, подготовка проведена, экипаж в кабине, разрешение в ЦУП получено. По готовности — выпускаем.
— Хорошо! Варяг, откати Лендровер в сторону и давай в бетеэр!
— Так вы что, прямо с этим? — изумился майор, кивая на БТР, заходящий в хвост самолету, где на землю была опущена аппарель.
— А, по-твоему, зачем прибыли? Сам понимаешь, майор, везем ценный трофей! В Киеве первый ждет!
— То да! — сказал комендант, восхищенно разглядывая размалеванную боевую машину. — А мы-то думаем, зачем с Мелитополя борт пригнали порожняком? Позвонили с самого верху, ничего не объяснили, только сказали чтобы хранить все в тайне…
Шульга усмехнулся. Неистребимый военный бардак, когда правая рука порой не знает, что творит левая. Доступ к нужным каналам связи плюс таранная наглость новозеландского детектива с горловской школой жизни сработали на отлично.
Варяг показал майору на внедорожник, погрозил кулаком: «Головой отвечаешь!» и с разбегу, привычно, забежал на броню машины.
Шульга пошел к аппарели держа под мышкой недовольно ворчавшего бультерьера.
Из люка торчала голова Филина, над ним нависал Назгул. Напарник по пути его в подробности явно не посвятил, и выражение лица ГРУ-шника выражало предельную степень военного охренения.