Толпа (одобрительно). А ведь она права!
— Ты права, мамаша!
— Расходись, ребята, по домам!
Гюлен. Ну, что ты скажешь?
Гош (улыбаясь). Она мне напомнила мою старую тетку — та всегда говорила о терпении, когда собиралась меня колотить.
Гюлен. А по-моему, она правильно рассуждает.
Гош. Я бы очень хотел обладать ее верой. Преклонение перед здравым смыслом так естественно! Я сам, если б думал, что противник способен стать на защиту разума, доверил бы ему это. Но увы, мой жизненный опыт не оставляет места самообольщению. Вот и сейчас я не могу не видеть, что Гоншон и его приспешники торопятся закрыть свои лавки. А они ничего зря делать не станут. Опасаюсь, что это внезапное спокойствие лишь затишье перед бурей. В глубине души никто сейчас не верит в успокоение. Ты заметил: никто не двинулся с места, даже сама старуха? Они пытаются обмануть сами себя, но это им не удается. Вот они и мечутся, как в лихорадке. Вслушайся в гул толпы. Теперь она уже не вопит, а чуть шепчет... Словно листья, что шелестят под ветром, который предвещает бурю... (Хватает Гюлена за руку.) Постой!.. Прислушайся! Гюлен!.. Вот! Вот!
Гул, сначала смутный, потом все более явственный. Все встают и смотрят в ту сторону.
Человек (запыхавшись, с непокрытой головой, одежда в беспорядке, выбегает на сцену и кричит в ужасе). Неккера изгнали!
Толпа (потрясенная, устремляется к нему). Что? Что такое? Неккер!.. Нет! Не может быть!..
Человек (кричит). Неккера сослали! Он уже изгнан из Парижа!
Толпа (ревет). Смерть агенту!
— Это агент из Версаля! Смерть ему!
Человек (в страхе отбивается). Что вы делаете? Вы меня не поняли! Я вам говорю, что Неккер...
Толпа. В бассейн его! Топите сыщика!
Человек (задыхаясь). На помощь!
Гош. Спасем его, Гюлен!
Гюлен. Чтобы спасти его одного, пришлось бы укокошить не меньше двадцати человек.
Они тщетно пытаются пробиться сквозь толпу, которая уволакивает несчастного. Робеспьер, внезапно появляясь, вскакивает на стол и делает знак, что хочет говорить.
Гош. Кто этот тщедушный человек?
Демулен. Это Робеспьер, депутат от Арраса.
Гош. Гаркни, Гюлен! Заставь их замолчать!
Гюлен. Слушайте! Слушайте гражданина Робеспьера!
Робеспьер вначале так волнуется, что за ревом толпы его слов совсем не слышно, раздаются возгласы: «Громче!»
Демулен. Говори, Робеспьер!
Гюлен. Не бойтесь!
Робеспьер смотрит на него застенчиво и вместе с тем презрительно.
Демулен. Он еще не привык выступать перед народом.
Гош. Да помолчите же, друзья!
Робеспьер (подавляя волнение). Граждане. Я — депутат от третьего сословия. Я только что из Версаля. Этот человек сказал правду: Неккера прогнали. Власть перешла к врагам народа: де Брольи, Фулону, Бретейлю. Резня, Грабеж, Голод — вот наши теперешние министры. Это — война. Я пришел сюда к вам, чтобы разделить с вами вашу участь.
Народ (в ужасе). Мы погибли!
Демулен. Что же нам делать?
Робеспьер. Достойно умереть.
Гош (пожимая плечами). Адвокатишка!
Гюлен. Поговорите с народом, господин депутат!
Робеспьер. К чему слова? Пусть каждый прислушается к голосу своей совести!
Гош. Они совсем обезумели. Если сейчас же не заставить их действовать, они в самом деле погубят себя.
Робеспьер достает из кармана листки рукописи и типографские гранки.
Гюлен. Что он там? Читать собрался? Оставьте в покое ваши бумаги. Одно мужественное слово стоит в тысячу раз больше, чем вся ваша писанина!
Робеспьер (развертывает рукопись и читает бесстрастным, слабым, но резким голосом). «Декларация прав...»
Гош. Слушайте!
Робеспьер. «Декларация прав, предложенная на заседании Национального собрания вчера, одиннадцатого июля: «Национальное собрание провозглашает перед лицом Вселенной и всевидящего ока Верховного Существа нижеследующие права человека и гражданина: Природа создала людей свободными и равными...»
Гром аплодисментов заглушает конец фразы.
«Все люди рождаются с неотъемлемыми и нерушимыми правами: свободно мыслить, заботиться о своей чести и жизни, распоряжаться по собственному усмотрению своей личностью, стремиться к счастью и противиться гнету».
Аплодисменты, возгласы одобрения со всех сторон.
Гош (выхватывая саблю). Противиться гнету!
Мгновенно толпа ощетинивается пиками.
Робеспьер. «Все общество испытывает гнет, если угнетен хотя бы один из его членов. Если отдельный член общества подвергается угнетению, угнетено все общество».
Гоншон. Долго они тут будут канителиться? Надо удалить отсюда всех. Пусть подставляют свои головы под пули в другом месте — ведь войска могут с минуты на минуту войти в Париж. (Что-то шепчет своим людям.)
Робеспьер. «Верховная власть принадлежит Нации...»
Доносится чей-то крик. Толпа содрогается и слушает Робеспьера уже рассеянно.
Гош. Пришло время браться за руль, Гюлен! Буря разразилась.
Чей-то голос (кричит в ужасе). Они идут! Идут! Кавалерия!
Один из приспешников Гоншона (пронзительно). Спасайся кто может!
Давка, вопли.
Гюлен (кидаясь на кричащего человека и отпуская ему такую здоровенную оплеуху, что у того захватило дух.) Тысяча чертей! (Робеспьеру.) Продолжайте!
Робеспьер пытается продолжать, но его голос глохнет и теряется в шуме толпы. Гош вскакивает на стол и становится рядом с Робеспьером — он выше его на две головы; вырывает у него рукопись и читает проникновенным голосом; его пыл передается толпе.
Гош. «Верховная власть принадлежит Нации, она создает правительство.
Когда правительство нарушает права Нации, восстание против него — ее священный долг...
Тех, кто вступает в борьбу с народом, чтобы воспрепятствовать торжеству Свободы, должно преследовать не как обыкновенных врагов, но как рабов, посягнувших на Владыку земли, на Человечество».
Крики одобрения. Демулен, с развевающимися волосами и сверкающими глазами, вскакивает на стол, с которого сошел Гош.
Демулен. Свобода! Свобода!.. Она парит над нашими головами. Она вовлекает меня в свой священный полет. Пусть она осенит нас своими крылами! Вперед к победе! Рабству приходит конец... Да, оно позади! Восстаньте! Обратим молнию против злодеев, которые вызвали ее! Во дворец! К королю!
Толпа повторяет: «Во дворец!»
Смотрите на меня, притаившиеся шпионы! Это я, Камилл Демулен, призываю Париж к восстанию! Я не боюсь ничего! Что бы ни случилось — живым я не дамся! (Вынимает из-за пазухи пистолет.) Я страшусь только одного — вновь увидеть Францию порабощенной. Но мы этого не допустим. Она будет свободной, как и мы, или умрет вместе с нами. Да, подобно Виргинию, мы скорее убьем ее своими руками, чем позволим тиранам надругаться над ней... Братья! Мы будем свободны! Мы уже свободны! Каменным бастилиям противопоставим твердыню наших сердец, несокрушимую крепость Свободы! Смотрите! Небеса разверзлись, боги за нас. Солнце прорвало облака. Листва каштанов радостно трепещет. О листья, весело шумящие в едином порыве с народом, который пробуждается к новой жизни! Будьте нашей эмблемой, знаком нашего единения, залогом нашей победы! Листья цвета надежды, цвета моря, цвета природы — вечно юной и свободной! (Срывает веточку.) In hoc signo vinces![3] Свобода! Свобода!