После нескольких веков борьбы против тупоумия людей «нормального» роста лилипуты и карлики умыли руки. Им не суждено было управлять планетой. Они более не считали грядущее своей ответственностью: пусть человечество само разбирается. Последняя война, в которой якобы цивилизованные страны губили свою молодежь, не оставляла сомнений: мир стал с ног на голову.
Лавиния умерла вскоре после победы Антанты, и супруг не замедлил последовать за ней[163], после чего Чикита осталась единственной живущей из бывших руководителей ордена. Но от него к тому времени оставались лишь воспоминания о странных ритуалах и неосуществленных грандиозных планах, и она благоразумно предпочла предать их забвению…
Чикита почти двадцать лет не видела Сару Бернар, но все время следила за ее похождениями. Она огорчилась, узнав, что в начале 1915 года актрисе ампутировали правую нижнюю конечность на несколько дюймов выше колена, и возмутилась предложению, которое осмелился сделать один делец из Сан-Франциско: он предложил Саре выкупить ногу за сто тысяч долларов, чтобы показывать на Панамско-Тихоокеанской международной выставке («Какую из двух?» — язвительно ответила Бернар, и всем ее поклонникам стало ясно, что с потерей ноги старая закалка и чувство юмора никуда не делись). Через пару недель после операции актриса уже устраивала вечера с декламацией стихов и собиралась в новое мировое турне. Европа воевала, и она решила начать с Северной Америки в надежде на скорое поражение кайзера и его союзников. В конце 1916 года она, прихватив терьера Бастера и коллекцию из двадцати пяти протезов, отправилась в Соединенные Штаты.
Американские газеты вовсю расхваливали ее и объявили, что, несмотря на почтенный семидесятипятилетний возраст и одноногость, она молода и полна сил, как никогда. Дабы подтвердить это мнение, Сара охотилась на крокодилов в луизианских «байю», посещала в униформе Красного Креста митинги и произносила пламенные речи, заканчивавшиеся неизменным: «Vive l'Amérique, vive les Alliés, vive la France!»[164], a во время одного выступления в Квебеке (почему-то именно там у нее всякий раз случались неприятности), не теряя достоинства, метнула обратно в нахального зрителя гнилой помидор.
Кроме того, словно остальных проявлений энергичности было мало, Бернар объявила, что намерена играть в водевилях. «Многие желающие видеть меня не располагают достаточными средствами, и я хочу дать им такую возможность, — отвечала она снобам, осудившим это решение. — Водевиль трогает людские массы». Чикита с трудом представляла себе, как это Сара Бернар станет выходить на одну и ту же сцену с певцами, танцовщицами, фокусниками, шпагоглотателями и дрессированными собачками, но, в конце концов, она уже привыкла к ее экстравагантным выходкам. От кумира чего угодно можно ожидать. Разве несколько лет назад в Далласе и Чикаго Сара не показывала «Даму с камелиями» в огромном цирковом шатре?
Но при всем благоговении, которое Чикита испытывала перед Бернар, она не поехала в Нью-Йорк, чтобы увидеть ее в роли невероятно юной Жанны д’Арк. «Само собой, я была бы рада с ней встретиться, — сказала она Рустике. — Но как подумаю о дороге, желание напрочь пропадает».
Ее пугала необходимость выбраться из уединения, подвергнуть уши испытанию уличным шумом и нырнуть в городскую толкотню. Она много месяцев просидела взаперти и обрела привычку к одиночеству. «Мир позабыл обо мне, и я отплачу ему той же монетой», — говаривала она. Не отданных жизни долгов у нее не оставалось, и сама она ничего от жизни не ждала. Жила будто по инерции, не обольщаясь и не надеясь на лучшее.
Это безволие и стремление скрыться от мира очень тревожили Рустику, единственную свидетельницу того, как некогда неукротимая Эспиридиона Сенда медленно чахнет. Как только предоставлялась возможность, она принималась с тоской поминать времена, когда они кочевали из города в город и публика дарила хозяйку овациями. Более того, преодолевая собственный такт и немногословие, она заводила разговор о бывших любовниках Чикиты, надеясь, что кровь в ее в жилах побежит веселее.
163
В последний раз вдова Тома Большого Пальца, Граф Примо Магри и Барон Эрнесто Магри выходили на сцену на Кони-Айленде. В 1915 году они отправились в Голливуд и завершили карьеру съемками в фильме «Ухаживания лилипута». Затем переехали к родным Лавинии в Миддлборо и построили небольшое придорожное заведение под названием «Отдых у Примо», где продавали газировку и конфеты автомобилистам. Лавиния умерла 25 ноября 1919 года и была похоронена на кладбище Маунтен-Гроув в Бриджпорте рядом с первым супругом. Примо Магри скончался через год и месяц. Оставшись один, Эрнесто Магри вернулся в Италию и поселился в Риме. Он был убит в своей квартире в Трастевере при загадочных обстоятельствах.