– «Плетку».
– Чего?
– В войсках снайперскую винтовку называют «плетка».
– Да мне плевать, что там у вас в войсках как называют. Рот закрой и слушай: получишь данные, ствол. Сядешь где-нибудь на крыше, подождешь. Мочканешь клиента. Отход тебе организуют. Все. Партнер студентика – нормальный парнишка, с ним уже договорено – возглавит фирму, и все сделает, как надо. А ты полетишь на юга куда-нибудь, в Турцию или на Кипр.
– Мне мать надо найти.
– Найдешь, – уверенно заверяет меня Витек. – Мы поможем, если что. Вместе полетите. Где она?
– Да вроде в Москве.
– Ну, – он с облегчением вздыхает. – Вишь, как оно все сложилось – одно к одному. Ты мне друг или не друг?
– Друг.
– Значит, замазали!
Глава пятнадцатая
Желтый мячик
В темном окне отражается мое лицо. Сигарета подрагивает в такт покачиванию вагона. Я стою в тамбуре, курю и размышляю. У меня пока еще есть на это время. Завтра я приеду в Москву и встречусь с людьми Витька. Они передадут мне фотографию, адрес и данные на клиента, а также оружие.
О человеке, которого мне предстоит отправить на тот свет, я стараюсь не думать. Поэтому и называю его даже про себя «клиент». Так именовал своих покупателей «жучок» Соломон Рувимович. Интересно – в русском языке не нашлось других слов, да и если разобраться, «клиент» явно имеет французские корни…
Господи, какая ерунда лезет в голову! Не о том, не о том я думаю. Завтра прямо с вокзала я отправлюсь на Ленинградский проспект, дом номер восемнадцать. К маме. А уж потом будет все остальное – работа, клиенты, деньги и прочее.
Возвращаюсь в купе, забираюсь на свою верхнюю полку. Мельком бросаю взгляд на подаренные Витьком часы – половина одиннадцатого. Уже поздно. Надо лечь и заснуть. Но сон не приходит. Я думаю о Наде. О Телли. О Чингисхане. О пропавшем Нефедове, об изменившемся Витьке, о дяде Гоше, которому все нипочем. О маме.
Проходит полчаса. Н-да, похоже, заснуть так и не удастся. Придется использовать снотворное. Слезаю вниз. Попутчики, точнее, попутчицы, две пожилые женщины в одинаковых свитерах «Boys», прерывают свой бесконечный разговор о невестках, снохах и золовках, смотрят на меня неодобрительно и с подозрением.
Достаю из-под полки сумку, из сумки – бутылку водки. Наливаю полный чайный стакан, салютую своему отражению в зеркале и выпиваю залпом.
– Похмелье, чтоль? – с интересом спрашивает одна из попутчиц.
– Закусил бы… – укоризненно качает повязанной платком головой другая.
– Спасибо, не требуется, – я завинчиваю пробку, убираю бутылку обратно и лезу наверх. Все, теперь-то здоровый и крепкий сон на всю ночь мне обеспечен.
И сумку, и водку, и удобную кожаную куртку на меху, называемую «пилот», и новые джинсы с ботинками – все это я купил на аванс, выделенный мне Витьком. Теперь я выгляжу, как нормальный человек.
Но лишь выгляжу. В душе моей – марсианская выстуженная пустыня, где воют ветра и шуршит песок. Похоже, я приблизился к некой черте, пределу. За него нельзя переступать до тех пор, пока не будут отданы все долги, сделаны все дела. Но если оглянуться назад, что я там увижу? Обман, смерти, предательства. Привязанную к столбу Телли. Надю, к которой я так и не решился заехать перед отъездом. Не решился, потому что испугался, что не смогу потом уйти.
Скорее бы Москва. Я должен найти маму. Потом погасить все эмоции. Сделать работу. Получить деньги. Все.
С этими мыслями я и засыпаю.
Казанский вокзал. Я был здесь совсем недавно, не прошло и года. Но это по моим внутренним часам. На самом деле пролетели четырнадцать лет. Преобразилось все – и люди, и информационные стенды, и вокзальные попрошайки, и даже голуби, выклевывающие крошки из снежного месива под ногами, стали какими-то другими – разъевшимися, важными.
В Москве много нищих. В Казани я тоже их замечал – и каждый раз столбенел, несколько секунд пытаясь понять – это что, на самом деле или я попал на съемочную площадку фильма по рассказам Максима Горького?
Дом на Ленинградском проспекте, в котором когда-то я получил от Людмилы Сергеевны Чусаевой шкатулку с конем, внешне почти не изменился. Разве что потемнела облицовочная плитка да весь цоколь пестрит разноцветными бумажками объявлений.
Номер квартиры я помню наизусть. Толкаю высокую дверь подъезда – она заперта. Что за черт? Стучусь – тишина. Замечаю возле двери прикрепленную к стене табличку с пронумерованными кнопками. Кодовый замок? Такие я видел в детстве у мамы в институте на дверях лабораторий. А на подъезде он зачем? Как люди, которые не живут в этом доме, попадают внутрь?