С этими, прямо скажем, не особенно оптимистическими мыслями иду в линзу. В самый последний момент улавливаю отчаянный призыв остановиться и вернуться к костру. Я знаю, кто пытается помешать мне. И еще пару месяцев назад ему бы это удалось. Но теперь я сильнее.
Волк поработил Чингисхана. Я победил коня. Впрочем, особой гордости у меня нет. Все же предмет, что достался Темуджину в наследство от отца, намного сильнее моего. И окажись я на месте Есугеева сына, кто знает, во что превратил бы меня волк.
Упругий удар. Звон в ушах. Громкий плеск, в лицо мне летят брызги. Я невольно жмурюсь, одновременно стараясь удержать равновесие — ноги разъезжаются, вязнут. Проваливаюсь по пояс в холодную жижу. В нос бьет тяжелый гнилостный запах. Все, приехали. Не думал, что мысли о грязи и законе подлости окажутся настолько реальными.
Открываю глаза. Ничего себе! Вот так будущее, царство тепла и света…
Я завяз в болоте. Точнее сказать сложно, потому что вокруг меня стеной стоит тростник. Может, это речные плавни или умирающий пруд. Но факт остается фактом — линза вывела меня в топь, и с каждой секундой я погружаюсь все глубже и глубже.
Собираю руками тростник в пучки, подтягиваюсь, стараясь освободиться из мягких, но неодолимых оков трясины. Черная вода бурлит вокруг меня, пузыри газа поднимаются откуда-то снизу и лопаются, распространяя удушливое зловоние.
В конце концов мне приходится лечь на грудь и плашмя ползти через густые заросли, то и дело погружаясь в жижу с головой. Я не выбираю направления, просто двигаюсь наугад. Рано или поздно тростниковые джунгли закончатся, я в этом уверен. Жизнь научила меня непреложному правилу: всему на свете однажды приходит конец. О том, что может поджидать дальше, лучше не думать.
Наверное, я слишком расслабился, погрузившись в размышления — и конь воспользовался этим…
Главная столица империи Цзинь пала после недельной осады. Чингисхан поручил взять ее Мухали. К этому моменту толстый нойон собрал в своем войске «левого крыла» много осадных машин и людей, умевших с ними обращаться.
Ворвавшись в город, монголы устроили там жуткую резню, убивая даже домашних животных. Подожженный императорский дворец горел больше месяца и по тому, как ветер отклонял дым от пожарища, шаманы предсказывали погоду.
Множество жителей Чжунду, и слуги императора в их числе, бежали в окрестные холмы и нагорья, не дожидаясь штурма. Сводящий с ума страх перед монголами сломал их волю, и никто не помышлял о сопротивлении. Мухали направил целый тумен всадников на розыск беглецов.
- Ловите тех, кто облачен в богатые одежды, — сказал он. — Всех пленных везите к нашему повелителю.
…Захваченных цзиньцев ввели в походную юрту Чингисхана. Пленников было пятеро. Четверо — пожилые, дородные сановники, облаченные в коричневые шелковые халаты, расшитые золотом. На квадратных нагрудных и наспинных буфанах — изображения птиц, животных и солнца. Животы вельмож перетянуты широкими поясами, украшенными серебряными бляшками.
Увидев кипу белых войлоков, на которых возлежал владыка монголов, сановники бросились на землю и уткнулись лицами в ладони. Пятый пленник, одетый в неброский синий кафтан, молодой человек, почти юноша, чье лицо украшала короткая бородка, тоже опустился на колени и поклонился Чингисхану, но сделал это не спеша, с подчеркнутым достоинством.
- Ты! — толстый палец Потрясателя Вселенной указал на молодого человека. — Подойди!
Нукеры тут же подхватили чиновника под мышки и подтащили к войлочному трону.
- Подними голову! — рыкнул Чингисхан. — Я хочу говорить с тобой.
Послушно посмотрев в глаза завоевателю, молодой человек не выдержал и отвел взгляд.
- Боишься, — удовлетворенно произнес Чингисхан и засмеялся. — Все вы, цзинь, меня боитесь.
- Да будет угодно повелителю услышать правду? — тихо, но твердо спросил чиновник.
- Какую еще правду?
- Я — не цзинь, хотя и состоял на службе у императора. По рождению я — кидань.
- Вот как? Кидани оказали нам хорошую услугу, укусив руку Алтан-хана, которую лизали много лет. Как тебя зовут?
- Елюй Чу-сай, если угодно господину.
- Что ты умеешь делать?
- Я изучал труды Конфуция и даосских мудрецов, — ответил пленник. — Кроме того, я знаю грамоту и счет, умею подсчитывать налоговые сборы, и обучен государственному управлению…
Чингисхан тяжело засопел, сел, широко расставив толстые ноги, обутые в мягкие кожаные сапоги.
- Что проку в этих умениях?
- Если господину угодно, я отвечу, — все так же тихо произнес кидань. — Мало завоевать новые земли. Ими нужно управлять, чтобы они приносили доход, чтобы новые подданные жили в мире и благополучии.
- В мире… — пробормотал владыка монголов, закатив глаза. — В мире… Хм… И что же, ты сможешь научить меня этому?
- Я — лишь ничтожный сухой лист, принесенный ветрами перемен к твоим ногам, господин. Чему может научить лист?
Твоя армия совершила невозможное — сокрушила империю Цзинь. Не тебе у меня, а мне надобно учиться у тебя.
- Ха, — лицо Чингисхана расплылось в довольной улыбке. — Что ж, кидань, не иначе как само Вечное Синее небо послало тебя мне. Кто твой отец?
Этот вопрос, обычный для монголов, заставил молодого человека побледнеть. Но, переборов замешательство, он ответил:
- Его звали Ила Люй, он был чиновником по особым поручениям при дворе императора, мой господин и учитель.
- И что же за поручения выполнял этот человек? — незамедлительно спросил Чингисхан.
- Он… Он ездил в монгольские степи… Там его знали под именем… Звездочет.
Молодой кидань умолк. Потрясатель Вселенной закрыл лицо ладонями. В тишине, наполнившей юрту, стало слышно, как потрескивают фитили масляных ламп да украдкой ворочаются на полу у входа четверо цзиньских сановников.
- Звездочет, — тихо произнес наконец сквозь пальцы Чингисхан. — Вот как сплелся ковер судьбы…
Отняв руки, он грозно взглянул на Елюй Чу-сая.
- Ты знаешь, что натворил твой отец?
- Знаю, господин мой и учитель.
- И ты не боишься говорить мне об этом?
- Нет.
- Почему?
- Наша жизнь — всего лишь краткий миг между двумя пределами великого ничто. Из ничего я вышел, в ничто и отправлюсь, чтобы возродиться для новой жизни.
- Не торопись, — со значением сказал Чингисхан. — Раз так угодно Тенгри, ты послужишь мне, ученый человек Елюй Чу-сай. Назначаю тебя моим советником.
- Милость учителя не знает границ, — кидань низко поклонился.
- А остальных… — Потрясатель Вселенной зыркнул на коленопреклоненных сановников и резко чиркнул себя большим пальцем по шее. — К праотцам!
Понимаю — это последняя попытка коня вернуть меня на истинный, в его понимании, путь. Он показал мне, как мой предок стал слугой и советником Чингисхана. Но я — не Елюй Чу-сай. И я не стану прислуживать тому, кто пролил реки крови в прошлом и наверняка не меньше прольет в будущем. Хватит, я наелся этого всего досыта. Осталось совсем чуть- чуть, и кошмар закончится.
…Верхушки сосен я замечаю случайно. Темно-зеленые облака хвои, прошитые медными жилками ветвей, они качаются над тростниковыми метелками, вселяя в мое сердце надежду. Сосны растут на песке, предпочитая сухие, возвышенные места. Значит, через несколько минут я смогу выбраться на твердь земную и отдохнуть.
Тяжелый рюкзак давит на плечи. Одежда промокла насквозь. В довершение всех бед пасмурное небо разразилось дождем, и теперь вода повсюду — и сверху, и снизу.
Ворочаясь, как медведь в малиннике, выбираюсь из тростников и вижу песчаный берег. Он в пяти шагах от меня. Сосны высятся чуть подальше. Серые небеса надо мной неожиданно прорезает ослепительно-белая полоса. Мощный рев заставляет меня пригнуться. Рев усиливается. Я задираю голову и вижу над сосняком сияющее пятно, окруженное языками пламени.
Секунду спустя пятно трансформируется в гигантский яйцеобразный аппарат, опускающийся вниз на огненных столбах. Поднимается сильный горячий ветер. Он вздымает в воздух песок, гнет сосны, укладывает на воду тростник. Я, все также по колено в воде, поднимаю руку, чтобы прикрыть глаза. И тут пламя гаснет, рев смолкает. Стальное яйцо раскалывается на четыре отливающие сталью дольки, которые еще в воздухе претерпевают удивительные изменения. Гладкие поверхности прорезают тонкие линии, каждая долька начинает дробиться, мелкие сегменты двигаются, срастаются, вытягиваются или, наоборот, утолщаются, и вот уже в нижней части долек я вижу по две опоры, а по бокам — нечто напоминающее огромные руки. Четыре человекообразные металлические фигуры, не меньше пяти метров в высоту каждая, мягко опускаются на песок. Их руки-манипуляторы заканчиваются устрашающего вида стволами, а из открывшихся на головогруди люков появляются зловещие острые головки ракет.