Выбрать главу

Эти строки — про самых разных «отцов» советского времени: может быть, и про «отца» Ленина, как его называли почти все поэты Киргизстана старшего поколения, и про «отца» Сталина, причинившего всему советскому народу столько горя. Эти строки — о страхе и слезах поколений, выросших в 1930-е и 1940-е.

Михаил Александрович Рудов, киргизстанский литературовед и переводчик, приятель Айтматова ещё с тех молодых лет, рассказывал автору этих строк, как Чингиз, уже молодой писатель (дело было в 1950-е), был очень бедно одет и как сразу бросался в глаза его «сиротский» облик обиженного жизнью человека, которого словно ни на минуту не оставляло какое-то внутреннее напряжение: «Вполне возможно, что сиротский облик Чингиза я лучше других узнавал и чувствовал, потому что сам вырос в детском доме, знал, как сиротство выдаёт себя даже во взрослое время».

Меж тем Чингиз Айтматов, которому скоро исполнится тридцать, писал всё более и более активно.

Литература сделалась его судьбой.

Он очень редко делился тем, что Анна Ахматова называла «тайнами ремесла», у него не было привычки комментировать собственные тексты, хотя в полемику, отстаивая свои взгляды на литературу, ему вступать приходилось. Он определённо рассматривал своё творчество как некую пророческую или апостольскую миссию, всегда ощущал своё особое предназначение, по крайней мере в киргизском культурно-духовном ареале.

Вновь вспоминается Юрий Кузнецов. Одно из его стихотворений, думается, бросает некоторый отблеск на феномен писателя Айтматова.

Орлиное перо, упавшее с небес, Вручил мне прохожий или бес. «Пиши!..» он сказал, и подмигнул хитро: «Да осенит тебя орлиное перо». Отмеченный случайной высотой, Мой дух восстал над общей суетой. С тех пор горный лёд мне сердце тяжелит, Душа мятётся, а рука парит...

НЕПОТЕРЯННОЕ ПОКОЛЕНИЕ

Пробы пера

Итак, первой литературной публикацией Айтматова-писателя стал крохотный рассказ «Газетчик Дзюйо», опубликованный в альманахе «Киргизстан» в 1952 году (№ 2. С. 77). Написан он был на русском языке.

За ним последовали другие произведения, но уже на киргизском и на киргизские темы. Это было время, когда один за другим заявляли о себе дебютанты, те, что выросли в военное время, а иные, раньше времени созревшие, успели понюхать настоящего пороха и многое познать в жизни: и страх смерти, и горечь утрат. Раны, нанесённые войной, саднили, но надо было жить дальше.

В то время, когда Чингиз Айтматов писал свои первые повести, киргизская литература вступала в период глубокого внутреннего обновления. Именно в эту пору в национальный литературный процесс включились представители послевоенного поколения, повсеместно чувствовалось стремление сказать своё слово, найти свою тему, обозначить круг проблем. В литературе активно шла смена поколений; «шестидесятники» ещё не заявили о себе в полный голос, а жизнь уже диктовала новые темы, выдвигала новых героев. В литературе происходили интереснейшие идейные, жанровые, стилевые процессы, бурно развивались и иные виды искусств.

Дебют Айтматова не прошёл мимо внимания критиков и читателей. Его прочитали, имя запомнили, но не более того — никаким событием ранние публикации молодого автора не стали. Они вполне вписывались в литературный пейзаж Киргизии тех лет, ничем в нём не выделяясь. Кроме, пожалуй, свежести взгляда на вещи и языка. Перечитывая эти сочинения, например, повести «Трудная переправа» или рассказы «На реке Байдамтал», «Сыпайчи», «Белый дождь», видишь, что художественное мышление Айтматова формировалось на стыке двух языков — киргизского и русского. Знаменитый айтматовский «гибридный» стиль сложился позднее, но уже с первых шагов он, как художник, учился мыслить на двух языках и оба языка были для него одинаково органичны. Плоды этих учений сказались уже в повести о военном лихолетье «Лицом к лицу», написанной и опубликованной сначала на киргизском языке, в журнале «Ала-Too», а затем и на русском в «Октябре».

Всё предшествующее этой повести известный киргизский критик Кенешбек Асаналиев считает периодом напряжённых поисков себя, своего пути, периодом ученичества, подготовкой к серьёзным темам и новым формам. Иное дело, что даже если автор «На реке Байдамтал» и «Сыпайчи» не поднялся бы над уровнем этих вещей, он всё равно занял бы достойное место в киргизской литературе.

Тот же Асаналиев в мемуарах «Литературная борьба» вспоминает о своём знакомстве с Айтматовым-писателем. Прочитать его повести порекомендовал коллега, философ по образованию Б. Аманалиев, на которого произведения никому ещё не известного автора произвели сильное впечатление. Критик рекомендации последовал и о том не пожалел.

Вот как он оценил эти повести в докладе, прочитанном в Союзе писателей Киргизии: «Автор, как рассказчик, весьма обстоятелен. Он не тороплив, не подгоняет события, но вдумчив и основателен. Его рассказы по своему сюжетостроению, выведению образов особо отличаются среди киргизских писателей». Этот отзыв вполне мог польстить самолюбию начинавшего прозаика, тем более что его автор считался одним из самых принципиальных и смелых критических умов в тогдашней киргизской литературе.

И всё же настоящий Айтматов ещё не родился. Помимо всего прочего, его стесняло неизжитое самоощущение изгоя — «сына врага народа». Ему не хватало внутренней свободы. Относительно недавние партийные постановления, ждановские идеологические тиски, всё ещё свежие примеры судеб писателей и критиков, попавших под каток сталинской государственной машины, постоянно маячили перед глазами молодого Айтматова. Подобная оглядчивость начала постепенно исчезать только после смерти Сталина, а более — после доклада Никиты Хрущева на XX съезде КПСС 1956 года «О культе личности и его последствиях». Новый лидер коммунистов СССР наконец прояснил ситуацию, открыл глаза миллионам людей, но особенно тем, кто, как семья Айтматовых, не знал, что думать о своих репрессированных родственниках. Новую эпоху позже назвали «хрущёвской оттепелью» и значение и место её в истории СССР трудно переоценить.

Не наступи идеологическая оттепель, вряд появился бы тот Айтматов, которого мы знаем по «Повестям гор и степей», «Прощай, Гульсары!», «И дольше века длится день», «Плаха» и другим произведениям.

Датировать это рождение можно более или менее точно: 1957 год. Именно тогда увидела свет повесть «Лицом к лицу». Правда, понято это было не сразу. Когда повесть была опубликована, вспоминал автор, «некоторые критики в республике пытались поставить под сомнение достоверность событий, изображённых в ней, увидели в ней «оскорбление всего киргизского народа», ибо в повести выведен дезертир, изменник Родины, а таких, согласно литературным схемам, быть не могло». Но уже спустя шесть лет она, вместе с другими произведениями, вошедшими в сборник «Повести гор и степей», принесла Айтматову высшую литературную награду страны — Ленинскую премию, а само её появление сочли знаком начинающегося в Киргизии национального Серебряного века — не только в литературе, но и в театральном искусстве, живописи и кинематографе.

РОЖДЕНИЕ ЛЮБВИ ИЗ ДУХА МУЗЫКИ:

История киргизской Моны Лизы

...А потом появилась «Джамиля».

Сначала она, опубликованная в журнале «Ала-Тоо», явилась киргизскому читателю.

Потом, со страниц «Нового мира» Твардовского эта мадонна гор и степей заговорила с читателем русским.

И, наконец, обрела мировую аудиторию.

Повесть была переведена на французский, с предисловием Луи Арагона, сравнившим историю любви Джамили и Данияра с историей Паоло и Франчески, Ромео и Джульетты.

В «Джамиле», как заметил в своё время Мухтар Ауэзов, первым высоко оценивший повесть, «событий немного, и с героями тоже происходят внешне как будто не очень большие перемены». Но перемены всё-таки происходят и на поверку получается, что Айтматов написал историю, которая не укладывалась в обычные, традиционные рамки такого рода сюжетов, каких немало было и в киргизской, и в любой иной национальной литературе. Конечно, время идёт, обычаи и нравы меняются, в том числе и патриархальные нравы кочевников, однако в любом случае изображение любви младшего брата к жене брата старшего — явный вызов местной читающей публике. И всё же талант оказался выше устоявшихся представлений — психологическая глубина прозы и её отточенный стиль снискали повести поистине всенародное признание.