– Забавно, – хохотнул сыщик. – Упал – намоченный! Умеет русский народ что-нибудь эдакое вывернуть….
– Раньше вообще-то нас звали инспекторами уголовного розыска.
– Ну, гораздо благороднее звучит, – одобрительно кивнул статский советник. – А то упал – намоченный… дурной вкус. Вы в каком году свет увидели, господин Сизов?
– В шестидесятом, – ответил Стас и, уже ответив, сообразил, что матерый сыщик попросту заговаривает ему зубы. – В тысяча девятьсот шестидесятом.
– И пистолет ваш изготовлен аккурат в год вашего рождения, – задумчиво сказал Кошко. – Прямо тебе Герберт Уэллс. И что, машина времени изобретена? Нет, судя по вашим показаниям.
– Нет, не изобрели еще.
– Я так и понял. Знаете, что мне нравится во всем этом происшествии, так это полнейшая его нелепость.
– Ну да, – кивнул Стас. – Выдумать можно было и чего-нибудь пополезнее.
– Вот именно, – кивнул знаменитый сыщик. – Пополезнее, верно изволили заметить. Ничего, кроме головной боли, вам эта история не сулит.
– Это уж точно, – буркнул опер.
Аркадий Францевич потер лоб.
– Рассуждая меркантильно, для вас сие приключение – как зайцу курево, а вот для меня, как для сыщика, это дар свыше… Вы, смею надеяться, в гимназии по истории Отечества хорошо успевали?
– Успевал, – с кривой усмешкой кивнул Стас, вспомнив учебник «История СССР». – А самое главное, сам потом по истории нашей книги читал. Для вас я, конечно, ценный источник информации, козе понятно.
Кошко, конечно, отметил сарказм, прозвучавший в ответе собеседника, но никак на это не прореагировал, только бровь чуть заметно поднялась.
– И про меня память сохранилась?
И по тому, как он это спросил, Стас понял, что вопрос не праздный.
«И тебе ничто человеческое не чуждо», – ухмыльнулся он про себя.
– Про вас помнят, – кивнул он. – Вас ставят нам в пример. Вас называют русским Шерлоком Холмсом.
– Приятно, конечно, слышать. Но я совсем заговорил вас, прошу прощения.
Он снял телефонную трубку.
– Сергей Иванович, будьте любезны, закажите в ресторане обед на две персоны. Нет, сюда. Благодарю вас.
– Ну вот, – улыбнулся Кошко. – Сейчас отобедаем, чем Бог послал, а потом, уж не обессудьте, вы мне расскажете о вашем прошлом, а я послушаю про наше будущее, прошу прощения за каламбур.
…Статский советник аккуратно промокнул усы хрустящей салфеткой. Адъютант внес накрытый салфеткой поднос, на котором стоял накрытый чайник, серебряная сахарница и два чайных стакана в подстаканниках.
– Благодарю, Сергей Иванович.
Кивнув, офицер неслышно исчез за дверью.
– Чай, я полагаю, в России пить не перестали? – поинтересовался Кошко, наполняя стаканы темным, как деготь, напитком.
– Не перестали, – кивнул Стас, отхлебывая из стакана. – Такого, правда, редко попить удается. Спешка, гонки. Пакетики больше.
– Шелковые, как у китайцев, что ли?
– Бумажные, – тяжело вздохнул опер.
– Бумажные? – удивился сыщик. – Ну, это, воля ваша, моветон чистейшей воды. Как можно?
– Бог с ним, с чаем, – решительно мотнул головой Стас. – Есть дело, которое отлагательства не терпит. Через четыре дня, в Киеве, студент Дмитрий Богров выстрелом из револьвера убьет Петра Аркадьевича Столыпина.
– Подробности помните? – Кошко сразу подобрался, как перед прыжком.
– Царь со всем двором будет находиться в Киеве. Там же, естественно, будет и премьер-министр.
Стас рассказывал сухо, коротко, отстраненно. Эмоции кончились, началась работа.
– Начальник Киевского Охранного отделения… по-моему, фамилия – Кулябко…
Кошко молча кивнул.
– …от своего агента Дмитрия Богрова получил информацию, что ночью в Киев прибыла женщина, на которую боевой дружиной возложено произвести террористический акт – убийство Столыпина.
Богров сказал, что знает ее в лицо и поможет, если что, опознать. Кулябко выписал ему пропуск в театр. Богров прошел туда и произвел в премьер-министра два выстрела из револьвера. От мгновенной смерти того спас орден, в который попала пуля. Изменив направление, пуля миновала сердце. Пятого, если не ошибаюсь, сентября, Столыпин умрет в больнице. Говорят, существовала версия, что Богров выполнял задание охранки.
Все время, пока Стас рассказывал, сыщик слушал его не перебивая. За все время он не задал ни одного вопроса. Когда опер замолчал, Кошко долго сидел, что-то обдумывая. Стасу нетрудно было просчитать ход его мыслей. Он сам, окажись на месте Кошко, пробивал бы два направления. Первое – не является ли его странное появление частью гигантской дезы? Непонятно, конечно, с какой целью, но когда ясно станет – поздно будет. В политике порой такие многоходовки прокручивают, гроссмейстер курит! А второе – если это правда, то как уберечь премьера, который по жизни советов не слушает, а прет, как бык на красный свет? Задачка не для первого класса, прямо скажем.