Знали ли они о том, кто он на самом деле? Если да, то они обманывали его на протяжении всей жизни. Пауль не хотел в это верить. Ведь тогда получается, что Сорелли, который был ему вторым отцом, все время просто притворялся? Если бы это подтвердилось, то последняя опора, на которой еще держалась хрупкая жизнь Пауля, и та рухнула бы. Он крепко обхватил руками голову, как будто так легко можно было отбросить мучительные мысли. Чья-то рука легла сзади на его плечо, и доверительный голос спросил:
– Пауль, как ты себя чувствуешь?
Он обернулся и увидел перед собой Клаудию. В настоящий момент она была для него единственным очком, которое Рим мог записать в свою пользу.
– Как ты нашла меня?
– Благодаря везению и выносливости, и я этому рада. Идем со мной, Пауль, давай поговорим где-нибудь в спокойном месте.
– Я не Пауль, вот в чем все дело.
Клаудия улыбнулась ему дерзкой улыбкой, но он знал, что она просто хочет развеселить его.
– Как работник полиции, я вынуждена тебе возразить. В твоем паспорте стоит имя: Пауль Кадрель, а значит, зовут тебя Паулем Кадрелем. А теперь идем!
Она взяла его за руку, как сестра брата, и потянула за собой. Оставив за спиной переполненную Пьяцца ди Треви, они нырнули в узкий переулок, по обеим сторонам которого располагались магазинчики ремесленников и бары.
В одном из баров они нашли укромное место в дальнем углу и заказали напитки. Клаудия подняла свой стакан колы, как бокал шампанского, и провозгласила тост:
– Я рада, что нашла тебя. Я уже решила, что ты хочешь утопиться в источнике Треви.
Пауль подумал, что глубина воды в фонтане вряд ли превышает полметра; и хотелось ему или нет, но он не смог не рассмеяться, попытавшись вообразить себе эту картину.
– Вас в полицейской академии учат успокаивать потенциальных самоубийц с помощью юмора?
– Само собой разумеется, – с деланной серьезностью ответила Клаудия. – Римский полицейский видит все, знает все и умеет все.
– Вот и Альдо показался мне именно таким – настоящий всезнайка.
– Альдо – хороший фараон, но иногда он ведет себя, как идиот. Думаю, я только что ясно дала ему это понять.
– Ну, тогда он будет еще сильнее злиться на меня.
– Ну и пусть. Что нам с того?
– Наверное, он и на тебя злится, вряд ли тебе это так уж безразлично.
– Вообще-то безразлично, – убежденно ответила Клаудия. – Сегодня я окончательно поняла, что он еще ребенок. Когда он наконец повзрослеет, я уже давно буду в доме для престарелых.
– Я смотрю, тебе не везет с мужчинами. Один еще ребенок, а другой – иезуит без прошлого.
– Ребенок остается ребенком, пока не вырастет, а вот на погруженное в темноту прошлое можно пролить свет. И я помогу тебе в этом, если позволишь.
– Охотно, – ответил Пауль и перестал чувствовать себя таким потерянным, как еще полчаса назад. – Но как ты собираешься это сделать?
– Твои сны, по-моему, – хорошая отправная точка. Я снова думала над этим. Ты предвидел, что произойдет с Сорелли и Анфузо. Почему тогда не должен сбыться и другой сон, об этом монастыре в горах, почему в нем не может быть рационального зерна?
– Не так давно ты говорила нечто совсем иное.
– Я быстро учусь. Там, в машине, я просто растерялась, ведь подобные истории, в конце концов, слышишь не каждый день. Разумеется, такого человека, как ты, тоже можно встретить не каждый день. Если мы сложим вместе твои сны и мои навыки полицейского, то, возможно, выйдет что-нибудь хорошее. Как ты считаешь?
– Стоит попытаться.
Клаудия отодвинула стул и встала.
– Значит, идем! Carpe diem,[14] и все такое.
– Куда мы пойдем, назад в управление?
– Но лишь для того, чтобы забрать мою машину. Мы сможем спокойно работать только у меня дома.
Обитель Клаудии оказалась уютной двухкомнатной квартирой на третьем этаже дома на узкой боковой улочке, отходившей от оживленной Виа Фламиниа. Из окон открывался прекрасный вид на обширные скверы виллы Боргезе.
– Это идеальная квартира, – заметил Пауль, стоя у окна гостиной и удивленно выглядывая наружу.