Ладно, пора двигать на малину, пока люди не разбежались, хотя при таком дожде я бы на их месте спокойно переночевал в хате, как сиплый и советовал москвичам. Вполне вероятно, они уже дрыхнут, так что придётся нарушить их покой.
Однако разбойнички, вопреки моим предположениям, ещё бодрствовали. Заглянув в щёлку между шторками, я мог увидеть заставленный бутылками и едой стол, чьи-то руки, периодически тянущиеся к спиртному или съестному, и расслышать глухой бубнёж. Что ж, дальше выжидать нет смысла, нужно действовать.
Стучу в дверь, и спустя несколько секунд щель между занавесками в окне расширяется, вижу небритую рожу с залысиной, пялящуюся на меня с прищуром, которая почти тут же пропадает. Секунд через десять со скрипом приоткрывается входная дверь.
— Золотой, а ты чего вернулся? — спрашивает всё тот же сиплый голос. — И чего один, без Козыря? Червонца почему-то ещё нет…
Я поднимаю голову, и говоривший видит, что перед ним совсем не Золотой, а какая-то незнакомая физиономия. Хотя, вероятно, что и знакомая, вдруг у этих столичных было с собой что-нибудь вроде фоторобота — портрета по устному описанию. Как бы там ни было, не давая ему времени на принятие решения, бью ножом точно в сердце, подхватываю бьющееся в агонии тело и аккуратно укладываю в сенях, а сам быстро распахиваю дверь в хату. На мгновение, во время которого я на автомате успеваю пересчитать присутствующих, возникает немая сцена. Пять человек плюс хлопотавшая возле печки бабка. Решение созревает мгновенно. Словно в компьютерном шутере, перевожу ствол с одного объекта на другой, нажимая спусковой крючок, и отыгранные, как сбитые кегли, один за другим валятся на пол. Браунинг стреляет не настолько громко, чтобы привлечь внимание даже случайных прохожих, не говоря уже о жителях соседних домов.
Закончив, поворачиваюсь и так же быстро исчезаю. В живых оставляю только бабку. Мой расчёт строился на том, что подслеповатая старушка сумеет разглядеть только плащ и надвинутую на глаза шляпу, которые недавно видела на московском уголовнике, и, соответственно, укрепится во мнении, что это именно он и наведался на малину, зачем-то перестреляв всех местных уголовников и по какой-то причине пощадив лишь её одну — старую, болезную женщину.
Впрочем, я не исключал, что кто-то из подстреленных мной всего лишь ранен и сумеет выкарабкаться. Ничего страшного, в тёмном дверном проёме, откуда я вёл огонь, разглядеть мою физиономию было бы проблематично даже и обладающему стопроцентным зрением человеку. А тут ещё состояние стресса, когда не до разглядывания деталей лица из-под надвинутой шляпы. Так что я совершенно не переживал по поводу того, что ночная бойня может иметь для меня серьёзные последствия.
Спустя полчаса я стоял на дамбе, о которую с грохотом разбивались волны неспокойного Чёрного моря, обдавая меня солёными брызгами. Шляпу я завернул в плащ, стянул поясом, а внутрь запихал пару булыжников. Затем этот небольшой тюк зашвырнул подальше в воду, чтобы не выбросило на берег. Ну а браунинг, предварительно протерев на случай отпечатков пальцев, припрятал возле нашего дома, ни к чему таскать его с собой.
Дверь открыл своим ключом, чтобы не разбудить Костю. Но тот всё же заворочался, кинув заспанный взгляд на висевшие на стене ходики, которые показывали половину третьего ночи.
— Тебя где носит-то всю ночь? — сонным голосом спросил он.
— Да-а… С девушкой гуляли, а потом домой её провожал, на другой конец Одессы, — сыграл я экспромтом. — Ты спи, спи.
— Девушку он провожал… У нас смена в восемь утра, не забыл? Так что тебе спать меньше пяти часов осталось. Ложись давай…
Слухи о кровавой бойне в одном из домов на Кирова, где среди прочих упокоился и какой-то авторитет Лёва Шац,[17] наводнили Одессу уже на следующий день. Историю я услышал за обеденным перекусом от нашего докера Фимы Клявера.
— Говорят, какой-то залётный, чуть ли не из Москвы, нынче ночью порешил всех из пистолета, — выковыривая из консервной банки свиную и отнюдь не кошерную тушёнку и намазывая её на кусок хлеба, заявил Фима. — Там в живых одна бабка осталась да ещё вроде бы один тяжёлый в больничке, без сознания, может и не выкарабкаться. А остальные на глухаря.
Костик как-то странно покосился в мою сторону, но ничего не сказал.
— Это за что ж их так? — оторвавшись от кружки с горячим чаем, поинтересовался Мишка Трушин.
— Кто ж знает, милиция разбирается. А ещё, поговаривают, одного из этой шайки в овраге нашли, зарезанного. Вот и думай, что да зачем.