– Как?! Как ты их отвлечешь, идиот?! – горько спросил Бо. – Голую жопу покажешь?
– Голого гоблина, – уточнил я и принялся тереть уши свежеобритому клиенту. Приведя его в чувство, я склонился близко к его лицу и пояснил:
– Мы перебили всех твоих корешей, чмо. Даю тебе двадцать секунд. Бежишь как можешь быстро и не оглядываешься. Оглянешься – очередь в спину. Остановишься – тоже очередь. Бежишь отсюда до распадка. Понял?
Гоблин ошарашенно вытаращился на меня и проблеял: «Э-э-э?!» Для тех, кто не в курсе, поясню: когда человека «усыпляют» подобным образом – передавливая сонные артерии, – он, очухавшись, не может вспомнить, что с ним только что было. Как правило, длится это недолго – от тридцати секунд до трех минут, в зависимости от индивидуальных особенностей организма. Этакая кратковременная амнезия. Так вот, в этот промежуток времени любая вновь поданная информация воспринимается необычайно свежо и остро.
– Отсюда до распадка – бегом, – с нажимом прошипел я в свежепорезанное лицо гоблина, – иначе стреляем в спину. – И, залепив ему смачную пощечину, рявкнул в ухо: – Пошел!
Вскочив как встрепанный, гоблин во всю прыть ломанулся к распадку, пригнув голову к груди и высоко вскидывая ноги. Если бы не трагизм ситуации, я бы здорово посмеялся. Три минуты назад этот парниша, как и все его братья-гоблины, выглядел очень круто и солидно: окладистая борода, шевелюра, перевязанная зеленой лентой, новый «комок» с разгрузкой и вообще… А сейчас он улепетывал, как заяц-переросток, высокий, нескладный, гололицый, лысый, в трусах – короче, похожий на новобранца, удравшего с призывного пункта. Или на одного из пленных офицеров, раздетых до трусов…
Гоблины переполошились. Они выбегали из всех своих укрытий, орали, что-то во все горло, улюлюкали и пускались вслед за убегавшим. Некоторые вскидывали автоматы вверх и давали короткие очереди в небо, заливисто хохоча, когда бегун пригибал при этом голову и делал петли наподобие лисицы. На наш двор никто обратить внимание не пожелал.
– А теперь нам действительно пора, – сообщил я ротному, вешая на грудь автомат одного из убитых и приноравливаясь, как бы лучше взвалить на плечи своего командира.
– Пошел! Быстро пошел сам! – сердито крикнул Бо, отталкивая меня. – Не утащишь!
Секунду помешкав, я изобразил гримасу печали и навзрыд произнес:
– Дай хоть обнять тебя, командир! Прощай!
– Даю! Прощаю! – буркнул Бо и раскрыл объятия, отвернув лицо – видимо, скупая мужская слеза таки высочилась из его безжалостных глаз.
Раз-з! Я крепко щелкнул ротного кулаком в подбородок и для верности тут же добавил сверху по черепу. Голова Бо безвольно свесилась набок.
– Так-то лучше, родной ты мой! – пробормотал я и, взвалив ротного на плечи, припустил трусцой к ущелью, изо всех сил стараясь не спотыкаться – а это хана!
Бо оказался прав. Едва ли сотню шагов удалось мне преодолеть по селу, шарахаясь от строения к строению, до того момента, когда гоблины расчухали мой трюк. Они разом взвыли и, как по команде, лупанули по нам из всех стволов, что были под руками.
Я тоже взвыл, как койот (это такая скотина там, в Америке, – в ихних книгах пишут, что сильно воет, гад!), и наддал что было сил. Ущелье было в каких-нибудь ста метрах! Ну, еще чуть-чуть! Забежав за какой-то бугорок, я споткнулся и во весь рост растянулся на земле, да еще оказался придавлен сверху грузной тушей Бо.
«Все, Бакланов, все! – заорал кто-то в голове противным голосом. – Стреляйся на хер! Щас прибегут и очко на башку натягивать будут! Щас!»
Тоскливо бросив взгляд на вход в ущелье – каких-нибудь шестьдесят-семьдесят шажков! – я скрипнул зубами и изготовился с автоматом для стрельбы лежа. Живым не дамся!
В этот момент из распадка с шипением стартовали разом как минимум два десятка выстрелов из противотанковых гранатометов. А спустя три секунды шарахнуло так, что я намертво потерял способность различать вообще какие-либо звуки. Взвалив Бо на плечи, я не спеша направился к ущелью, периодически оборачиваясь, чтобы посмотреть, чем там занимаются гоблины.
За нами никто не бежал. Им всем было немного не до того. Село встало дыбом: крыши саманных домишек перемешались с разлетающимися в разные стороны стенами вагонов-бытовок, грудами камней и какими-то окровавленными тряпками. Слышно ничего не было – ровный оглушительный звон стоял в голове. Зато все прекрасно было видно. Бо меня не обманывал. Село методично и грамотно стирали с лица земли. Залпы из распадка следовали один за другим, подымая каждый раз новые груды каменного крошева, стройматериалов и человечьей плоти.
Под аккомпанемент гранатометных залпов я ввалился в ущелье и рухнул на камни. А дальше было так: горело село, из распадка выскакивали обнаженные фигурки, экономно поливая свинцом в своих секторах… Впрочем, это вы уже знаете…
Набарахтавшись с Коржиком до красных кругов перед глазами и страшной ломоты в суставах, мы идем в баню, где уже вовсю парится Бо. Он может валяться в парилке по полчаса, и вовсе не из духа состязательности. Бо все делает в кайф, что называется. Его могучий организм воспринимает такую нагрузку как удовольствие. Я, например, минут через десять уползаю из парилки и остываю целую вечность в маленьком бассейне, заглубленном в пол предбанника. А этот толстяк все лежит и лежит себе, пузо шерстяной варежкой почесывает.
После бани мне сделают массаж специально приглашенные мастера из центра нетрадиционной медицины – это подарок Бо, который данный центр держит под «крышей». Он знает, что я от вдумчивого массажа получаю больше удовольствия, чем от двенадцати с половиной оргазмов кряду. Эти мастера настолько искусны, что к концу сеанса я улетаю в заоблачную даль и долго не желаю возвращаться на грешную землю.
Однако возвратиться стоит. До полной релаксации далеко. Еще предстоит вечер на веранде, наедине с Бо и немым Коржиком. Хорошая водка, умеренная закусь и неспешные разговоры о чем попало – без подвохов и подоплек. С Бо можно говорить обо всем. Он – это я, я – это он. Потому что мы – боевые братья. Это дано понять не каждому.
Вот такое мероприятие я называю полной релаксацией. Жизнь, конечно, грязная и хлопотная штука, она требует порой страшно напрягать интеллект и мускулы, но ради таких деньков стоит жить. Или, если быть точнее, не будь Бо, его бани, Коржика и массажистов из центра, не стоило бы и жить…