- Как! - всколыхнулась методистка. - Ученик столько времени проболел, и вы ставите ему пять за работу на аттестат зрелости?
- Почему же не поставить, если он заслуживает? - улыбнулась Сабурова.
- А если ему и по другим предметам поставят пятерки и он получит медаль?
- Ну и что же? Останется только радоваться за него.
- Что вы! Его пропуск, да и длительная болезнь могут сказаться потом, в вузе… Он начнет отставать, и школу обвинят в легкомысленной раздаче медалей.
- Пасынков не подведет, - спокойно ответила Сабурова. - Он прекрасно учился в нашей школе все десять лет. Ученик основательный, вдумчивый.
- Вы наверное знаете, что он был болен?
- Конечно! - удивленно ответила Надежда Георгиевна. - Это вся школа знает. И педагоги и ребята постоянно бывали у Пасынковых.
Последние слова Сабурова сказала громче обычного, и Татьяна Борисовна поняла, что директор сердится.
- Ну как бы там ни было, а я считаю невозможным ставить пятерку. Удивляюсь, что вы допустили его к экзаменам, не согласовав этот вопрос с областью. Что у него в году?
- По русскому языку и литературе сплошное пять.
- И все-таки больше четверки ему ставить нельзя. То, что вы делаете, - типичный либерализм.
- Если то, что мы входим в положение безупречного ученика - либерализм, то не бюрократизм ли то, что вы говорите? Я ставлю вопрос на голосование. Кто за пятерку Пасынкову?
Все преподаватели подняли руку. Федор Семенович несколько мгновений колебался и уже спрятал было руку под стол, но потом поднял ее и твердо выдержал укоризненный взгляд методистки.
- Дело ваше, но я остаюсь при особом мнении и доведу его до сведения облоно.
- Пожалуйста.
Некоторое время работали в молчании. Но затем неприятное впечатление от столкновения с методисткой сгладилось, и Сабурова снова начала оживленно переговариваться с Новиковой и Петром Петровичем.
Только в двенадцатом часу Надежда Георгиевна наконец положила перо и сказала:
- Всё, товарищи! Ну, Таня, поздравляю. Как видишь, я была права: две тройки есть, но Заморозова, за которую ты боялась, написала на четверку. Я считаю, что результат очень хороший.
- Вы слышите? - обратилась сияющая Татьяна Борисовна к завучу.
- Слышу, вижу и не удивляюсь. Великолепный класс… Об учительнице я уж и не говорю. Исключительно опытный, выдержанный и спокойный человек, - ответил Петр Петрович.
Все засмеялись его шутке. Новикова, краснея, исподлобья глядела на завуча.
А десятиклассники, разойдясь по домам, не знали, что с собой делать. Трудно было успокоиться. Руки и ноги гудели от неулегшегося возбуждения.
Тоня кое-как дожила до девяти часов и, чувствуя, что дома усидеть невозможно, вышла на улицу. Не пройдя и нескольких шагов, она встретила Нину Дубинскую.
- Ты куда?
- К тебе. Пройдемся немножко?
- Давай. Только за Женей зайдем.
Женя с отцом сидели на крылечке под черемухой.
- Девочки, как хорошо, что вы пришли! Идите сюда! - обрадовалась она.
Подруги поздоровались с Михаилом Максимовичем и пристроились на ступеньках.
Медленно сходили сумерки. На бледном небе со стороны гор расплывались светломалиновые полосы, точно кто-то наспех, пробуя краску, прошелся там мягкой, широкой кистью. Белые, как рисовые зерна, звездочки черемухи, собранные в тугие гроздья, свешивались над крыльцом.
- Я все сначала рассказываю папе, наверно уже в двадцатый раз, - сказала Женя. - А сама думаю: «Хоть бы пришел кто-нибудь!» Я, девочки, сейчас без вас просто жить не могу. Почему-то так всех залюбила… - Она прижалась щекой к Тониному плечу и ласково глянула на подруг. - Почему это, Тосенька?
- Наверно, перед разлукой, - ответила Тоня. - Я сама удивляюсь, до чего мне все милы и нужны.
- И я так, - отозвалась Нина. - Смотрю на наших мальчиков и думаю: «Какие у нас ребята умные, хорошие, красивые! А девушки просто одна лучше другой…»
Все засмеялись. Только Михаил Максимович печально и внимательно глядел на подруг.
Женя несколько раз провела рукой по лбу отца, словно стирая набежавшие морщины.
- Вы ведь чудесное время переживаете, друзья, - сказал Каганов, ловя на лету руку дочери. - Весна, экзамены, бессонные ночи, дружба… Прекрасно все это и только один раз в жизни дается человеку.
- Почему, папа, один раз? Разве потом друзья станут хуже?
- Сами вы другими станете. Будете, конечно, испытывать подобные чувства в общей работе, в минуты увлечения делом, когда коллектив бывает особенно спаян… Но нынче вы впервые сознаете серьезную ответственность, выходите в жизнь. Потому так и прекрасна для вас эта весна… Кажется, кто-то еще идет к нам, - прервал себя Михаил Максимович всматриваясь.