— Это я его убила, — говорила она Челиане в долгих беседах с нею. — Мне надо было пощадить самолюбие предшественника Лоренцо, жестокого дона Чéзаре, когда я порывала с ним.
Едва войдя в приемную, Феличе поняла, что аббатиса имела слабость рассказать наместнику великого герцога о ее любви к нему; поэтому поведение благоразумного Буондельмонте совершенно изменилось. Сначала это заставило Феличе отчаянно краснеть и смущаться. Сама того не замечая, она вела себя очаровательно во время долгого разговора с графом, но ни в чем не созналась.
Аббатиса ровно ничего не знала, кроме того, что сама видела, да и то, судя по всему, видела плохо. Челиана и Фабиана ни в чем не сознавались. Граф был в большом затруднении. «Если я допрошу, — рассуждал он, — благородных камеристок и служанок, это будет то же, что привлечь к делу епископа. Они все расскажут своему духовнику, и в монастырь нагрянет инквизиция».
Граф, сильно обеспокоенный, ежедневно приезжал в Санта-Рипарата. Он решил допросить всех монахинь, затем всех благородных камеристок и, наконец, всю прислугу. Граф неожиданно для себя установил все подробности совершенного три года тому назад детоубийства, донос о котором ему представил один из членов духовного суда, руководимого епископом. Но, к своему великому удивлению, граф убедился, что о случае с двумя умирающими юношами, вошедшими в монастырский сад, не знал никто, кроме аббатисы, Челианы, Фабианы, Феличе и ее подруги Роделинды. Тетка Роделинды так ловко отвечала на вопросы, что осталась вне подозрений. Страх, внушаемый новым епископом, был столь велик, что за исключением аббатисы и Феличе все остальные монахини давали свои показания, явно перемешанные с ложью, в одних и тех же выражениях. Граф заканчивал каждое свое посещение монастыря долгой беседой с Феличе; эта беседа была для нее счастьем, но, желая продлить ее, она старалась каждый день сообщать графу только очень небольшую часть того, что знала о смерти обоих кавалеров. В то же время Феличе проявляла величайшую откровенность в том, что касалось ее лично. У нее было трое любовников; она рассказала графу, почти ставшему ей другом, историю всех своих увлечений. Такая откровенность молодой девушки, столь красивой и умной, заинтересовала графа, не замедлившего ответить на нее величайшим чистосердечием.
— Я не могу отплатить вам такими же интересными рассказами, как ваши, — говорил он Феличе. — Осмелюсь ли я вам признаться, что все особы вашего пола, с которыми я встречался в свете, всегда возбуждали во мне больше презрения к их характеру, чем восхищения их красотой?
Частые приезды графа лишили Челиану покоя. Все более погружаясь в свое горе, Фабиана перестала выказывать отвращение к советам своей подруги. Когда настала ее очередь сторожить монастырские ворота, она отперла их и отвернулась, и молодой ткач Джулиано, друг Мартоны, наперсницы аббатисы, получил возможность войти в монастырь. Он провел там целую неделю, до той минуты, когда ворота снова были оставлены открытыми. По-видимому, к концу этого длительного пребывания в монастыре своего любовника Мартона, тронутая жалобами Джулиано, запертого в одиночестве у нее в комнате и смертельно скучавшего, дала снотворное аббатисе, которая желала денно и нощно видеть ее подле себя.
Молодая и очень набожная монахиня Джулия, проходя однажды вечером в общую спальню, услышала разговор в комнате Мартоны. Она подкралась к двери, посмотрела в замочную скважину и увидела красивого молодого человека, который, сидя за столом, смеялся и ужинал с Мартоной. Джулия постучала в дверь, потом ей пришло в голову, что Мартона может открыть эту дверь, запереть ее, Джулию, с молодым человеком и донести на нее аббатисе, которая поверит Мартоне, так как Мартона обычно не отходит от нее ни на шаг. Молодую монахиню охватила величайшая тревога; она представила себе, как Мартона, гораздо более сильная, чем она, гонится за ней по пустынному и темному коридору, где еще не зажгли лампы. Джулия в смятении кинулась бежать, но, услышав, как Мартона открыла дверь, и вообразив, что она ее узнала, пошла и рассказала все аббатисе. Пылая негодованием, аббатиса прибежала в комнату Мартоны, где Джулиано уже не оказалось, так как он скрылся в саду. Но в ту же ночь, после того как аббатиса сочла за благо, ради репутации Мартоны, уложить ее спать в своей келье и объявила ей, что утром она сама пойдет в сопровождении монастырского духовника, отца ***, и наложит печать на дверь комнаты Мартоны, где, как осмелились злостно предположить, был спрятан мужчина, Мартона, раздраженная и занятая в это время приготовлением шоколада, составлявшего ужин аббатисы, подмешала в него огромную дозу снотворного, как ей сказали, средства.