Виктория Брайт забрала мой интерес. Теперь вместо того, чтобы готовиться к поступлению, я проводила бессонные ночи в раздумьях о девушке. Ее история могла бы стать прототипом книги, но дело не продвигалось.
Прошло достаточно времени, чтобы я смогла разузнать подробную информацию о ней и том, что случилось.
Виктория Брайт любила быть в центре внимания. Она публиковалась в школьной газете и даже продавала тираж в местной букинистической лавке. Вики – как звали ее верные соратницы – обожала фиолетовый, устраивала каждую пятницу ночь фильмов ужасов и в пятнадцать покрасила стену своей комнаты в черный цвет, чтобы позже дорисовать там пентаграмму и устроить обряд продажи души дьяволу.
Что из этого было правдой, сказать сложно. Только тот самый синий снаружи и фиолетовый внутри шкафчик теперь принадлежал мне. И никто не обращал внимание, что его номер содержал целых две шестерки и одну тройку в середине.
Эбби не нравилось, что я занялась этим делом. Ей нравились сплетни, интриги внутри коллектива, но, впрочем, она вообще не любила детективы и расследования. Ее мать - Джен Ридс – была независимым журналистом, очень востребованным в кругах правительства. Только ее статьи, почему-то заканчивающиеся на мистическом исчезновении ее мужа, внесли в их с Эбби жизнь коррективы. Миссис Ридс потеряла авторитет. И вынуждена была сходить с ума не в Вашингтоне, а через дорогу от моего дома.
Думаете, это Эбби все рассказала мне? Как бы не так.
Я вижу миссис Ридс каждый божий день. Ее рабочий стол находится рядом с сушилкой для белья, потому что она обожает запах отбеливателя. И наливает свежее молоко, которое каждое утро вместе с газетой оказывается на пороге наших домов, в старые мутные бутылки от жидкого стирального порошка.
Эбби не ест дома. Эбби в принципе не находится дома более получаса в светлое время и пары часов в ночное. Все свободное время она проводит со мной, и покидает наш дом через черный ход только после того, как полицейская машина моего отца освещает фарами ее собственный дом, где мрачной фигурой у крыльца с бутылкой отбеливателя в руках сидит миссис Ридс.
Я люблю наблюдать за людьми. Мне нравится замечать то, что другим кажется обыденным. Это главная черта всех писателей.
И главное проклятие их бытия.
***
Никогда бы не подумала в детстве, что нас с Пэм ждет война. Трепетная дружба с ночевками и милыми подарками типа парных браслетиков спешно переросла в конкуренцию. А камнем преткновения стал никто иной, как Найл Шеррон.
Это был тот самый зеленоглазый шатен, что первым отреагировал на мой писательский талант. На этом наше общение практически полностью свелось к нулю. Он был не из тех, кто бросает слова на ветер, он ценил время и конкретику. Найл возглавлял команду проекта по физике, и не любил, когда его отвлекают по пустякам.
Мы были полными противоположностями, но именно поэтому меня так тянуло к нему. Я жаждала его внимания, учила факты из физики, чтобы удивить при удобном случае, но Пэм была ближе. Она была в его команде.
- Поверь мне, парней редко интересуют коллеги, - закатывала глаза Эбби, стоило мне завести разговор об их отношениях с Пэм. – Найл тот парень, которому нужно расслабиться после муторной работы и переключить внимание на другой круг интересов.
- Он всегда говорит только о физике, - обиженно откидываюсь я на скамейку.
- Вот именно, только о физике, - говорит Эбби, вовсю разглядывая Роберта Найджела, что стал ее новым протеже. – Сделай так, чтобы он загорелся твоим писательством. А потом просто сожги его своей страстью.
Советы Эбби, хоть и звучали, как слоган кассовой мелодрамы, но отнюдь не помогали. Мне нужно было загореться идеей самой, чтобы поджечь ее в ком-то другом. И это было большой проблемой в среде мелких, но связанных друг с другом, будто спички без коробка.
В погоне за новой жизнью, фактами из биографии Виктории Брайт, влюбленностью в Найла Шеррона и взращиванию ненависти к Пэм Стюарт, которая открыто показывала свою неприязнь, я забывалась о главном.
О своей писательской карьере.
Я садилась за рабочий стол, открывала свои заметки, читала черновики, и откидывала их куда подальше. Чистые листы купленных мною блокнотов высились, создавая всю большую стену между мной и Принстонским университетом.
Я не ела и не спала. Я могла лишь думать о проблеме, хвататься за книги и фильмы, в надежде вдохновиться сюжетами, но все было напрасно.
- Ты сохнешь по нему, - констатировала Эбби.
- Нет.
- Да, Эмилин, ты сходишь с ума от бессилия. Я же вижу.