Впрочем, распространение «толковых» списков библейских книг, где к тексту Писания присоединены толкования, указывает на постоянно существовавший живой интерес к Слову Божию среди грамотных русичей. Вообще с самого начала крещения Руси пиетет перед книгой у наших предков был огромным; но мы мало знаем об отношении в домонгольской Руси конкретно к Священному Писанию. В ту эпоху священными порою готовы были считать любые книги, имеющие отношение к вероучению, богослужению, к истории Церкви, чтимым святым и святыням.
Надо заметить, что христианская мысль средних веков легко приравнивала слово учителей Церкви, утвердивших догматы в борьбе с ересями, к Слову Божию. Это убеждение мы будем встречать и позднее, у некоторых духовных писателей и учителей XIX века. Здесь перед нами не плод невежества, а ощущение непрерывности действия Духа Божия, не только глаголавшаго пророки, но и сегодня с той же силой являющего Себя в Своих избранниках. Уместно вспомнить, что в Церкви сложились две интерпретации такого видения Предания. Либо живое дыхание традиции понимается именно как непрекращающееся со-творчество Бога и человека, либо традиция представляется однажды все-таки завершившейся, так что христианину остается лишь чтить и хранить ее Различия двух этих мировоззрений, как мы увидим в дальнейшем, всегда сказывались и на отношении к Писанию.
Библейские книги пришли на Русь, окруженные традиционными уже к тому времени комментариями; также и практику чтения Слова мы приняли традиционную. Можно с уверенностью предположить, что навык чтения Писания наша Церковь приняла из рук византийских, афонских, болгарских монахов, приходивших на Русь в X — XI веках. Кроме того, нельзя забывать о епископах и князьях, причастных византийской школе. Киевские митрополиты, как греки, так и русские, зачастую были людьми прекрасно образованными. Довольно рано появляются на Руси и князья-книжники (прежде всего надо вспомнить св. Владимира Мономаха, великого князя Киевского).
Что же касается монашества, то преподобный Антоний Печерский (XI век), родившись на Руси, принял постриг на Афоне, и вернулся в Киев, уже пройдя искус на Святой Горе. Сподвижник Антония, игумен Киевского Печерского монастыря (будущей Лавры) преподобный Феодосий, ввел у себя в обители устав знаменитого Студийского Константинопольского монастыря. Именно Киево-Печерский подвижник, преподобный Нестор Летописец (XI — XII век), свидетельствует, что первые иноки Киевских Пещер в чтении пророческих книг, Евангелия и апостольских писаний находили радостную возможность беседовать с Самим Богом.
К XI веку относится и история святителя Никиты Новгородского, Печерского затворника, в молодости самовольно принявшего на себя тяжелые аскетические подвиги. Киево-Печерский Патерик рассказывает, что следствием превозношения и непослушания стала одержимость подвижника, особенно ярко проявившаяся в отвержении им книг Нового Завета и в показном чтении одних только ветхозаветных писаний. Молитвами всей братии святой был избавлен от тяжкого искушения.
Итак, для первых русских монахов, как и для их собратий впоследствии, критерием правильного чтения Священного Писания служит смирение, послушание духовному отцу, борьба с гордостью, самомнением, тщеславием. Чтение Слова Божия интегрировано в целостную христианскую жизнь, неразрывно связано со всеми ее аспектами. В дальнейшем мы увидим, что в традиции Русской Церкви чтение Писания, аскеза, молитва, участие в таинствах, дела милосердия не разделяются, но питают и поддерживают друг друга, составляя как бы единую кровеносную систему единого организма.
Плоды византийской учености, принесенной на Русь, не могли немедленно стать всеобщим достоянием. Тем не менее труды нескольких выдающихся писателей и проповедников, воспитанников греческой школы, должны были глубоко повлиять на самосознание молодой Русской Церкви. Речь идет о святителях Иларионе Киевском (XI век) и Кирилле Туровском (XII век).
Святой Иларион в своем пасхальном «Слове о законе и благодати» в торжественном, приподнятом тоне говорит о единстве и различии Ветхого и Нового Завета. Иларион читает Ветхий Завет через Новый. Этот дидактический прием неслучаен: «Слово о законе и благодати» является памятником острой полемики между христианами и иудеями в древнем Киеве. Но даже противопоставленные, Закон и Благодать не разлучены, но соотнесены, и для святителя важно их принципиальное единство в истории спасения. Этот первый урок библейского богословия, преподанный древним русичам, оказал большое влияние на дальнейшее развитие церковной мысли в Киевской Руси. Проповеди святителя Кирилла Туровского, жившего столетие спустя после Илариона, прекрасный тому пример.