— Я люблю тебя, понимаешь? — почти шёпотом, надеясь разговорить её.
Нина вновь услышала эти слова и незаметно дёрнулась на месте. В какой-то мере план удался. Тёмный ассасин глубоко вздохнул и в ответ на тишину продолжил:
— Я всегда жил не ради кого-то или чего-то, а ради себя, — сказал первые слова и повернулся к ней спиной. — Что-то нехорошее внутри меня говорит мне в последнее время быть откровеннее… Но не со всеми. Возможно, дело в тебе. Ты правильно тогда сказала: я сбежал из родного клана вместе с собратом. Сбежал. И тогда мне казалось, что всё это ради благой цели — ради спасения собственной шкуры. После этого мы прожили какое-то время только вдвоём, потому что нам некуда было податься. У нас никогда не было дома, помимо клана, не было родных, к кому мы могли бы отправиться. Одно дело, если бы эти люди не приняли нас обратно, то я бы согласился с ними… отчасти. У нас их просто не было. Мы… Я… был глуп и наивен. Дальше была встреча с Шилсой, новая жизнь, как мне думалось… А затем… — обернулся на неё, — появляешься ты… Лишь один твой поступок перевернул моё сознание с ног на голову. Я тогда думал: «Она тупая? Безмозглая? С какой радости бросилась спасать своего похитителя?», — усмехнулся. — Я не испытывал к тебе ни единой эмоции и думал, что всё было, как прежде, и после твоего бездумного решения. Однако… я ошибался. Моё сердце дрогнуло, но не удосужилось дать понять мне это довольно чётко, блять! — вырвалось у него, и он топнул ногой о землю. — Эта… чёртова любовь мне чужда, ты знаешь это? — риторический вопрос, ибо ассасин всё так же не смотрел на неё. — Поначалу она ужасно выбешивала меня! Хотелось разбить себе голову от того, как она пухла от непонятных мне ощущений. Ты так быстро превратила меня в совершенно другого человека, что мне стало страшно. А ассасины ничего не боятся! — резко вывернул к ней руку, а потом вернул на место. — Мне нелегко это признать, но… я боялся и до этого. Боялся одиночества. Возможно, это я не блещу умом, но этот страх дал о себе знать сразу после смерти моего товарища, — поднял голову на ночное небо. — Рассказать тебе, как я получил свой шрам? — снова одарил её взглядом, перескочив на другую тему.
Принцесса смотрела на его спину, не отрываясь, и парень это понял. Она хранила молчание, но уже из иных соображений. Девушка давала ему выговориться. И, кто знает, может, впервые за долгие годы его внутреннего одиночества. Наконец, когда Нина кивнула в знак согласия, он продолжил:
— Если ты подумала, что он достался мне от Шилсы или от кого-то из её приспешников, то это ложь. Они, как бы странно ни звучало, тут вовсе не при чём. Этот «знак» мне подарила моя прежняя сестра по клану. Собрату она нравилась, и он не хотел отбиваться, сражаясь против неё, поэтому мне пришлось самому это сделать. Сейчас я, кажется, понял его чувства. То, что он испытывал к ней… мне было это непонятно. Я с полной уверенностью в своей правоте считал, что подобное дерьмо нужно выбивать из ума истинного ассасина. Даже тогда не успел понять, как клан всё же повлиял на меня: хотя бы в этом плане. И, размышляя сейчас, я… — всплеснул руками, — осознаю, что был неправ по всем фронтам, — полностью развернулся к девушке.
На время его монолога дурманящая манера Раниса подействовала, и Нина прониклась к нему, переживая его проблемы, как собственные. Саксонская поняла, что он строит для себя маски, чтобы люди не распознали его настоящего. Его проблема — это одиночество. У него нет родного человека, с кем бы он мог чем-то поделиться. Так, скорее всего, судьба вывела его к Шилсе, и он согласился стать её подручным. Эта женщина сыграла на его натуре и заглянула к нему в душу, специально нарвавшись на самые болезненные точки его сердца.
Но, несмотря на всё, что поняла, она вовсе не была настроена на дружелюбие. Принцесса Саксонии взорвалась волной громких слов и высказала ему всё, что думала:
— Ты ещё глупее, чем я. Выдаёшь себя совсем за другого человека и не понимаешь этого! Все, кого ты видел, никогда не играли для тебя никакой роли, за исключением, может, второго. Только к нему одному ты испытывал привязанность. Хочу сказать тебе вот, что: я ненавижу таких, как ты! Неуверенный в своих поступках, человек с ложными понятиями о любви, о дружбе. Частично я могу понять, что таким тебя сделало окружение… Нет уж, увольте! Твоя персона должна вызывать во мне самые неприятные чувства… и то, что ты сделал со мной… — остановилась и сжала кулаки, набирая воздуха, — однако, — голос стал выше и тише; опустила голову, — почему я не могу успокоиться и просто ненавидеть тебя?