Я боюсь услышать фарфоровый хруст, но опомнившись, Клим осторожно, бережно ставит чашку на стол и продолжает разговор.
- Я тебя, Злата, очень даже понимаю... Сейчас перед тобой подлый предатель сидит, тот который клялся до гроба любить, тот который оберегать должен от всех горестей и невзгод, сам первый эти горести тебе и принес ... Но клянусь, я расплачиваюсь каждый прожитый день за ту проклятую минутную слабость... Каждое утро просыпаюсь и вспоминаю, что потерял, от этого хочется волком выть, сгинуть... Но у меня есть дети. Пусть твоя сестрица, хитроумная Лиля, постаралась что бы меня они не знали, но, Злата, я наизнанку вывернусь что - бы Ксюша с Ильюшей мной гордились! Я когда в парке за ними наблюдаю, понимать начинаю, что в жизни самое главное - это они, мое продолжение! - Клим подозрительно всхлипывает, но нет, глаза сухие, лицо словно окаменело.
Я пораженно разглядую это закаменевшее, скульптурно - прекрасное лицо. Ловлю себя на мысли, что совсем не знаю сидящего напротив мужчину. Возможно как и он не знает меня. Нас разделяет время прожитое порознь, а единственное связывающее звено это наши близнецы, да еще память о той горячей, безумной и надо признать совсем еще юношеской любви. Мне становится стыдно за свою злость. Мое сердце не смягчается, нет... Но с каждым гулким его ударом, я отпускаю этого мужчину. Мой любимый Клим остается где- то там в прошлом, черноволосым и синеглазым пареньком, что тенью ходил за мной. Мне до слез жалко того безхитростного, сельского паренька и ту черноглазую, наивную девчушку... Теперь хрипло прокашляться приходит моя очередь.
- Ты прав, Клим, наверное это очень жестоко лишать тебя детей... Но как им теперь объяснить, что их отец не умер? - я зажимаю рот рукой, сообразив, что невольно проговорилась.
Мужчина напротив меня хмурится, синяя молния обжигает злостью и недоверием.
- Злата, ты, что же меня похоронила ?! - шепчет потрясенно Клим.
Звенящяя , тревожная тишина окутывает нас. Она длится бесконечно долго пока ее не вспарывают нежные колокольчики знакомого голоска.
- Клим !
Мы одновременно поворачиваем головы на этот оклик. От двери к нашему столику торопится Оленька Дерюжинская. Она раскраснелась и запыхалась, белокурые локоны растрепались, а лиловый, шелковый шарфик судорожно сжат в тонких пальчиках.
Клим мычит разъяренным быком, а я пользуясь его замешательством спешу покинуть кондитерскую.
- Ну, вот встречай, свою зазнобушку, выследила тебя! Наверное очень хорошо твой запах знает, коль на нюх след взяла! - успеваю я уколоть Клима.
Обхожу по дуге невменяемую Ольгу и с радостью оказываюсь на улице.
Иду подставив лицо солнцу. Меня начинает разбирать смех. Поговорили называется... Так ничего толком и не решили. Но наверное это не последний наш разговор, утешаю я мысленно себя. Сейчас надо торопиться домой, к обеду Грушевский грозился пожаловать. Лиля наверное вся извелась. Пораньше сегодня приду, поддержу сестрицу.
На углу стоит длинный, черный автомобиль напоминающий нелепого, железного крокодила. Дверца его открыта, а водитель что-то прикручивает к " крокодилу" отверткой. Напротив стоит господин в черном пальто и темно- желтых туфлях , он читает газету небрежно прислонившись к кирпичной стене.
Тревога сжимает мое сердце, но я отгоняю ее. Белый день на дворе, пешеходы снуют обгоняя меня, что может произойти?
Когда я равняюсь с автомобилем, водитель роняет отвертку. Она мелькая полированным деревом ручки катится мне под ноги.
- Барышня, не будите ли так любезны подать инструмент? - просит меня усатый, плотный дядечка. Седые усы смешно топорщатся, светло-голубые глаза смотрят доверчиво.
Я подбираю отвертку и шагаю в сторону автомобиля. Подхожу близко к добродушному дядьке и с ужасом ощущаю как сзади на мою голову ложится рука в перчатке, чужеродная магия заполняет мысли. Я вижу коричневые, оранжевые, фиолетовые всполохи которые щупальцами пытаются проникнуть мне в голову . Протестующе встрепенулась моя отнимающая магия, чужеродные всполохи не действуя на мои мысли начинают впитываться, покоряясь мне . Добродушный дяденька меняется на глазах, превращаясь в злобного пса.
- Ты, совсем забыл, что дело с Отнимающей имешь, - рявкает он на своего помощника.
Я не сомневаясь бью отверткой в широкое плечо седоусого " дядечки" , он охает от неожиданности, отступает зажимая расплывающееся красное пятно.
- Остап, идиот, оставь магию, действуй по уставу! - шипит он.
Я чувствую как на лицо опускается мокрая, воняющая химией тряпица. Ноги слабеют, руки безвольными плетями повисают. Глаза остановившимся взглядом смотрят вниз.
- Какие гадкие у вас темно-желтые штиблеты ! - пытаюсь прохрипеть я, перед тем как провалиться в темноту.