Лиля похудевшая и осунувшаяся сидит в плетеном из ротанга, садовом кресле. Она задумчиво чертит прутиком непонятные знаки на дорожке.
Сердце сжимает стальной обруч, слезы неожиданно застилают глаза. Вот же, а я то совсем недавно думала, что плакать разучилась... В автомобиле я одна, водитель для вида крутит гайку на заднем колесе. Все благоприятствует моему плану. Обращаюсь к Лиле, повторяя про себя заклинание которое вычитала в одной из книжек по магии, когда пропадала в библиотеке.
- Лиля, милая сестричка это я твоя, Златка! - кричу мысленно ей.
Лиля вздрагивает и озираясь поднимает глаза к небу.
- Нет, Лиличка, я не на небе! Я жива!
Сестра понятливо кивает головой и приложив тонкие пальцы к вискам, беззвучно шевелит губами.
Через мгновение ее родной голос раздается у меня в голове.
- Златочка, ты жива !!!
- Лиля, слушай меня внимательно, времени у нас совсем мало. Я жива, здорова. Все связанно с моим Даром. Ты права была когда говорила, что Дар Отнимающей , наше Отечество на службу быстро определит... Вернусь обязательно. Жди, детей береги! Рада твоему замужеству, хоть одна из нас счастлива... Клима от детей не гони...
- Поняла, Златочка, поняла! Ждем тебя, молимся!
Сестра продолжала смотреть на ясное, синее небо, ее плечи тряслись по бледным щекам катились слезы.
Громко открылась дверь автомобиля. Молоденький шофер подозрительно посмотрел мне в лицо.
- Все госпожа, время вышло! - я согласно кивнула ему головой. Вышло, так вышло.
Черный, железный монстр глухо рыча, набирал скорость. Я безразлично смотрела в окно на мелькающие особняки. А душа пела и веселилась. " У меня все получилось, получилось! Куржупов, крыса долговязая, я тебя провела! "
Глава семнадцатая.
Ровно девять месяцев потребовалось на мою подготовку. Девять месяцев тратит мать на вынашивание своего дитя. По иронии судбы, не иначе, столько времени и усилий множества людей потратил мой куратор, Арсений Куржупов, чтобы явить свету совершенно нового человека.
Меня поселили в отдаленном, старом замке, который затерялся среди гор и дремучих лесов. Его древние поросшие мхом стены за столетия накопили немало секретов и тайн. К этим тайнам теперь добавлялась еще одна - превращение сельской девочки в уверенную в себе особу, которая должна быть яркой словно бабочка летом. В самом начале я очень тяготилась своим положением подневольного человека. Которого к тому же дрессируют не хуже чем балаганного медведя. Но со временем втянулась в этот процесс "обтачивания" и "созидания". Во мне начало бродить приятное ожидание чего то нового, неизвестного. Новые способности, знания и навыки заставляли взглянуть на себя со стороны.
Мне не особо нравилось заниматься пением или как говорила учительница - вокалом. По простоте душевной я думала, что заниматься пением, это значит петь в свое удовольствие, как в селе пела. Оказалось, что на этот счет у моей учительницы мнение другое...Вокал мне преподавала высокая и худая, Клементина Георгиевна. Это была невозмутимо-суровая женщина. Ее седые, пышные волосы были так туго стянуты в высокий пучок, что у меня от одного взгляда на ее строгую прическу начинала болеть голова.
На первом уроке Климентина Георгиевна испугала меня. Быстро приблизившись она прижала узкую ладонь с длинными пальцами к моему животу. Пальцы были узки неправдоподобно и они были густо унизаны старинными, тяжелыми перстнями. Казалось, что вот-вот они не выдержат тяжести этих украшений и с хрустом сломаются.
- Расслабь вот здесь, - велела она. - Сделай вдох. Нет, нет! Не заглатывай воздух словно голодная утка! Дело не в количестве, а в том, как воздух переместится в твои легкие.
Множество уроков было посвящено умению правильно дышать. Климентина Георгиевна с упорством маньяка заставляла повторять упражнения на расслабление горла. Бесконечные " ААААА- ИИИИ- АААА- ИИИИ" снились мне ночами. Моя учительница редко была довольна. Но однажды не меняя невозмутимого выражения своего лица, Климентина Георгиевна, произнесла:
- Милочка, у тебя редкий голос. Владея им ты можешь владеть умами, сердцами и душами людей. Даже разбить бокал и хрустальную люстру ты можешь с помощью своего голоса! - она усмехнулась тонкими губами.
Я так и не поняла, была ли это похвала или же насмешка.