— Стараешься, стараешься, — всхлипывала она, — и вместо благодарности — упреки.
Меня и Андрея призвали в один день. Мы вместе овладевали военной наукой, вместе поехали на фронт, воевали в одном отделении.
Погиб Андрей от случайной пули, погиб нелепо, как это часто бывает на войне: пуля выбила из рук котелок с кашей, угодила в живот. В памяти осталось перекошенное от боли лицо, кровавое пятно на шинели, сандружинница Леля — разбитная девушка с короткой стрижкой. Перевязывая Андрея, она что-то говорила ему, а что — я не слышал, потому что, глянув на своего товарища, сразу отошел: не мог смотреть на его страдания.
— Эй, — вдруг крикнула Леля. — Подойди к нему. Слышишь?
Я не сразу оглянулся — решил, что Леля зовет не меня. В нее поочередно влюблялись все ребята из нашего взвода, а мне она не нравилась: от Лели попахивало махоркой, за словом в карман она не лезла, настырных так отбривала, что начинали полыхать уши.
Когда я подошел, Андрей лежал навзничь. В его замутившихся глазах было страдание.
— Наклонись к нему! — приказала Леля. — Он хочет что-то сказать тебе.
Я повиновался. Ловя ртом воздух, Андрей прошептал, делая паузы:
— Я… я тоже люблю Лиду… Давно люблю, с детства. Ты… ты напиши ей об этом… Пожалуйста, напиши… Ладно?
Я выполнил предсмертную волю Андрея, но Лида в ответном письме даже не упомянула о нем. Боже мой, как я негодовал в тот день! В первую минуту даже подумал, что Лида, наверное, черства душой, что ее сердце — корка, а потом, когда в блиндаже собрались ребята, когда мы стали вспоминать — это случалось каждый раз в минуты затишья — свой дом, своих близких, на сердце потеплело, и я подумал тогда: «Нет, Лида не могла поступить так. Наверное, просто затерялось письмо». Я снова написал ей о том, что услышал от Андрея, но… Я разозлился, целых два месяца не писал Лиде, а она, словно ничего не случилось, раз в десять дней присылала мне весточки…
— Отчего же ты все-таки грустишь, Антон? — допытывается Галка.
«Сказать?» Мне хочется поделиться с ней своими воспоминаниями, но вместо этого я неожиданно для себя говорю:
— Дядя Ваня вернулся!
— Какой дядя Ваня?
— Верин муж. Неужели забыла про него?
— Ну-у… — недоверчиво произносит Галка.
— Честное слово! — восклицаю я.
Галка смотрит на меня: не розыгрыш ли? Я не обижаюсь. Я и сам смотрел бы так, если бы мне сообщили эту новость: ведь в нашем огромном дворе никто не верил, что может произойти такое чудо, что дядя Ваня живой. Никто, кроме Веры.
— Обманываешь… — Галка верит и не верит мне.
— С какой стати? Я его первый увидел, крикнул, Вера услышала, сразу прибежала. Они полчаса во дворе стояли, все говорили, говорили, говорили.
— Что говорили?
— Разное. Он про волосы спрашивал. Они как пьяные были. А потом я отошел. Сама понимаешь, нехорошо подслушивать.
Галка кидает на меня быстрый взгляд. В ее глазах тепло, понимание.
— Постарел он?
— Вроде бы. Я не присматривался, их прошлую жизнь вспоминал.
Галка задумывается и спустя минуту взволнованно говорит:
— Пусть будет счастлива Вера!
— Мне тоже хочется этого!
Несколько минут мы молчим. Потом я перевожу взгляд на малыша, сидящего в коляске. Боже мой, как он похож на Гришку! Такой же нос, рот, такие же брови, такой же подбородок.
— Попов, — говорю я.
— Вылитый.
— Сколько ему?
— У нас сегодня день рождения, — говорит Галка, беря сына на руки. — Нам сегодня в шесть утра годик исполнился.
Я лихорадочно соображаю, что бы подарить этому человечку, сосущему с серьезным видом свой палец. Вспоминаю, что дома есть конфеты, очень хорошие конфеты, купленные матерью в коммерческом магазине в день моего возвращения.
— Подожди меня, — говорю я Галке и срываюсь с места.
Конфеты лежат в сахарнице, под салфеткой. Их не так уж много. Я хватаю горсть и бегу обратно.
— Поздравляю тебя, малыш! — говорю я и сую ему конфеты.
Галкин сын таращит глаза. Конфеты падают Галка сажает мальчугана в коляску, и мы начинаем собирать конфеты. Наши головы соприкасаются, руки — тоже. Чувствую: на щеках выступает краска, сердце колотится, словно выпрыгнуть хочет. Боюсь взглянуть на Галку. Кажется: если взгляну, то… Сам не знаю, что будет, просто боюсь. Не хочу расставаться с той радостью, которая наполняет меня сейчас. Мне давно не было так хорошо.