— Чего ему наплел? — зло спросила Валька, когда Зыбин ушел с чернявой попить.
— Ничего не наплел, — ответил я и подумал: «Зыбин еще тот парень, настоящий товарищ!»
— Не ври, — строго сказала Валька.
— А я и не вру, — возразил я и почувствовал, что краснею.
Валька недоверчиво посмотрела на меня, и в ее синих-синих глазах промелькнуло что-то, но что?..
Когда Зыбин с чернявой вернулся, я сказал, чувствуя, как ломается и хрипит мой голос:
— Пускай женщины поторгуют, а мы пойдем старое вспомним.
Зыбин разгладил усики.
— Времени у меня в обрез.
— Ты работаешь? — поинтересовался я.
— Пока нет.
— Нет? Ну тогда у тебя времени вагон.
— Понимаешь, какое дело. — Зыбин снова тронул усики. — Свидание у меня скоро.
— Поздравляю!
— Да нет же! — Зыбин улыбнулся. — Деловое у меня свидание. Я однополчанина встретил.
— Ну?! И что ж ты решил? Работать? Куда идешь?
— Как тебе сказать? — Зыбин снял с пиджака пушинку. — Пока ничего не решил.
Я постарался определить по его лицу, темнит он или нет, но Зыбин смотрел на меня, как всегда, чуть насмешливо, но в этой насмешливости не было ничего обидного, уязвляющего мое самолюбие.
— Тогда, может, вечерком зайдешь? — неожиданно выпалил я и прикусил язык.
— Постараюсь, — сказал Зыбин. — А куда заходить-то?
Я посмотрел на Вальку. Она пожала плечами и назвала тетки Ульянин адрес.
— Порядок, — сказал Зыбин и опять обвел Вальку взглядом — цепким, оценивающим.
— Обходительный парень, — сказала чернявая, когда Зыбин ушел. — Водой абрикосовой меня угощал.
— Ничего особенного в ём нет. — Валька зевнула.
Я рассмеялся.
— Не фырчи! — строго сказала Валька. — Нафырчишь на свою голову.
Основной покупатель схлынул, и, хотя базар все еще шумел, он уже не походил на тот базар, который предстал перед моими глазами в первые утренние часы. Фруктовые и овощные горы заметно поубавились, стало меньше продавцов, исчезли банки и ведра. На прилавках образовались пролысины с валяющимися на них яблоневыми веточками и вялыми капустными листьями.
— А ну налетай! — неожиданно крикнула Валька. — Всего килограмм остался. За три сотни отдам.
— А дешевле? — У прилавка остановилась баба с маленькими хитроватыми глазками.
— Задарма хотишь? — спросила Валька. — Сотню наживешь — и хватит с тебя!
Я подумал: «Наверное, эта баба — перекупщица», — и враждебно посмотрел на нее.
— Двести пятьдесят, — сказала баба.
— Три, — ответила Валька.
Перекупщица скосила глаза на Валькиных подруг:
— Они тоже не уступят?
— Беса лысого! — сказала Валька.
— Где наше не пропадало! — с наигранной беспечностью воскликнула перекупщица и стала взвешивать масло, нажимая на чашечку весов пальцем.
— Не жуль, — сказала Валька.
— Так ведь с походом надо, — быстро возразила перекупщица.
— С походом, да не так. — Валька стала взвешивать масло сама.
Когда перекупщица ушла, Валька засмеялась.
— Слава богу, распродались! Теперя чачи купим, остренького чего-нибудь и — к тетке Ульяне…
10
Тетка Ульяна жила в собственном доме на малолюдной улице, петлявшей недалеко от Зеленого базара. Проезжую часть улицы покрывал толстый слой пыли, от которой по утрам веяло прохладой. В полдень пыль нагревалась, и на этой малолюдной улице становилось жарко и душно. Очумевшие от жары куры, сбившись в кучу, дремали где-нибудь в тенечке, прикрыв дымчатой пленкой глаза. Деревья с вечнозеленой листвой, серой от пыли, казались угрюмыми, а дома — необитаемыми. Все это придавало улице непривлекательно-скорбный вид. Изредка появлялись прохожие, и тогда на улице возникали пепельные фонтанчики. Пыль вяло приподнималась, несколько мгновений висела в воздухе, а потом медленно оседала. Когда же по улице проезжал грузовик, взбудораженная пыль взлетала до самых крыш, и на несколько минут вся улица — крыши, деревья, наличники — застилалась серым, пахнущим жженым облаком.
Тетка Ульяна обосновалась в Сухуми давно. Еще до войны, когда она жила на Кубани, к ней посватался лихой морячок, неизвестно как очутившийся на хуторе. Тетка Ульяна — тогда еще просто Ульяна — не раздумывала. После свадьбы молодожены укатили в приморский город Поти, где находилась плавбаза морячка. Тамошний климат не понравился Ульяне. Она переехала в Сухуми. Муж стал приезжать к ней только два раза в месяц. Первое время Ульяна жила на квартире, а потом решила построиться. Молодые супруги облюбовали участок, и вскоре на малолюдной улице вырос домик на манер кубанского. Обзаводиться детьми Ульяна не спешила, и по этой причине молодые супруги поставили себе домик небольшой, но уютный, состоявший из двух маленьких комнат и кухни. Вся их жизнь — цепь бесконечных свиданий и расставаний — совсем не походила на жизнь иных супружеских пар: они никогда не ссорились, каждую встречу превращали в праздник и, тоскуя друг о друге, жили этими праздниками. Так продолжалось несколько лет, а потом началась война. Корабль, на котором плавал лихой морячок, подорвался на мине. После получения похоронной Ульяна неделю никуда не выходила и ни с кем не общалась, а когда вышла, соседи не узнали ее — так изменилась и постарела эта женщина. С тех пор Ульяну стали называть теткой Ульяной.