Выбрать главу

— Солидный такой?

— Солидный.

— Ослабели мы, женщины, за войну, — сказала Мария.

— Кто как, — возразил Гришка. — Глядя на Анну, не скажешь, что она ослабела.

— Я всю жизнь такая, — сказала Анна. — Одни с горя сохнут, а мне ничего не делается. А ведь муж мой, ты правду сказал, — она посмотрела на Гришку, — может, на всю жизнь парализованным останется.

— Ничего! — воскликнул Гришка. — Другим обзаведешься.

— Обзаведусь, — спокойно подтвердила Анна.

И этого было достаточно, чтобы у меня возникла к ней антипатия.

Надя принесла спирт.

— Мне сюда. — Гришка подставил ей миску с мелко накрошенным хлебом.

— Вкусно так-то? — спросила Анна.

— А ты отведай, рассыпчатая! — Гришка подцепил ложкой набухший кусок.

Анна взяла его двумя пальцами, положила в рот, пожевала и сказала:

— Гиль!

— Мужская еда. — Гришка отлил часть спирта в стакан с отбитым краем. — Ваше здоровье, бабоньки!

— Смотри рот не порежь, — предупредила его Надя.

— Не порежу. — Гришка одним махом выдул спирт.

— На-ка. — Надя протянула ему колечко колбасы.

Анна и Мария выпили спирт с гримасами отвращения.

Надя пить не стала.

— А ты? — спросил Гришка.

— Не хочу, — ответила Надя. — Не люблю.

— А держишь? — удивилась Анна.

— Держу. На всякий случай держу.

Анна развеселилась. Ее лицо покрылось румянцем, глаза заблестели. Мария опустила голову и застыла, будто неживая.

В эту минуту меня мало занимало прошлое и настоящее этих женщин, по разным причинам оказавшихся в тот послевоенный год на Кавказе. Меня интересовала только Надя. Я чувствовал себя очень виноватым перед ней, потому что так и не сумел помочь ей. «А она, видать, без посторонней помощи обошлась, — размышлял я. — Уже работает и даже прописана». И мне стало завидно. Мне хотелось расспросить ее обо всем, но я стеснялся этих незнакомых мне людей, боялся, что мои расспросы могут быть истолкованы превратно. Надя вроде бы изменилась — не то похорошела, не то пополнела. На ней было то же самое платье, а вот туфли были другие — на высоких каблуках. Ее кожу уже тронул первый весенний загар, и лицо имело вполне здоровый вид.

Надя держалась с Анной и Марией подчеркнуто сдержанно, вежливо. С явным участием она относилась только к Гришке — это бросалось в глаза.

— Ешь, ешь, — говорила она ему. — Тебе надо много есть, потому что ты хворый.

— Ты давно тут угол снимаешь? — тихо спросил я, улучив момент.

— Давно. Сразу нашла это место, как мы расстались.

— А Зыбин? Разве он не помог тебе?

— Он мне свидание назначил, но я не пришла. И пожалела потом. Он вроде бы неплохой парень?

— Неплохой, — сказал я, неприязнь к Зыбину давным-давно прошла.

— А вот и Глафира! — Анна показала взглядом на стоявшую в двери старушку — чистенькую, маленькую, с кошелкой в руке, в черном монашьем одеянии, в сколотом под подбородком и надвинутом на лоб платке, из-под которого зорко смотрели цепкие, совсем не старушечьи глаза, черные и недобрые. Несмотря на опрятность, было в этой старушке что-то отталкивающее, фальшивое.

— Много ли насобирала, раба божья? — с насмешкой спросил Гришка.

— Какие по теперешним временам сборы, — прошепелявила старуха и, нервно дернув за конец платка, с опаской посмотрела на меня.

— Не прибедняйся! — громко сказал Гришка. — У тебя денег куры не клюют.

— А ты считал? — огрызнулась Глафира и, приподнимая юбку, удалилась в свой угол — туда, где лежало сено и висело небольшое распятие.

— Зараза, — пробормотал Гришка.

— Хорошо у нас тут, тихо, — умильно сказала Мария.

— Чего ж тут хорошего? — возразил Гришка.

— А по мне, так лучше не надо. — Мария вздохнула. — Мне по сю пору карательный отряд снится, какой наш райцентр спалил. До войны в нем пять тысяч жило, а уцелела, может, сотня, может, две. Закрою глаза и слышу, как огонь трещит.

— А ты как спаслась? — спросил Гришка.

— Спаслась. — Мария нахмурилась. — Дочку, мать, отца, всех родственников огонь взял, а я вот спаслась.

— А муж твой где?

— Там, где и другие мужья, — в чужой земле зарытый.

— Может, он живым остался, — сказал я, проникаясь к Марии чувством сострадания.

— Нет. — Она покачала головой. — Убитый он. Я теперь одна, как былинка в поле. Спасибо Анне, приголубила меня, сироту.