Я растерялся. Катюша тоже растерялась. Она расширила глаза и спросила взволнованно:
— Ты ли это?
— Как видишь. — Я не знал, куда деваться.
— Ты? — повторила Катюша, все еще не веря, и добавила: — Вот и встретились!
Я улыбнулся, и улыбнулся, должно быть, глупо. Глаза у майора сощурились.
— А мы-то гадаем, — сказала Катюша, — что с тобой. Мать плачет. На розыск подавать хочет. Чего же ты не писал?
Я страдал оттого, что Катюша увидела меня таким. А она опять спросила:
— Как же ты жил все это время?
Ее взгляд наткнулся на мой дырявый сапог, и я почувствовал, что у меня даже спина вспотела.
— Вот уж не думала, — сказала Катюша.
— Судьба! — Я попытался улыбнуться, и опять получилось глупо.
— Чепуха. — Катюша положила мне руку на плечо. — Домой возвращайся.
— Нет! — возразил я. — Домой мне сейчас нельзя.
— Зря. — Катюша осуждающе посмотрела на меня. — Мать все поймет — на то она и мать.
— Пока на ноги не встану — домой не вернусь, — проговорил я с глупой самоуверенностью.
— Он правильно рассуждает, — вступил в разговор майор. — Я не имею права вмешиваться, но…
— Познакомьтесь, — спохватилась Катюша.
Майор назвал себя. Я щелкнул каблуками четко, как в былые времена. Он спросил:
— За что орден получили?
Я ответил.
Майор одобрительно кивнул, и я подумал, что все-таки воевал неплохо, что в моей солдатской биографии нет ничего позорящего меня.
— Хочется дать вам, товарищ, добрый совет, — сказал майор. — Не позорьте солдатскую честь, орден, который вы носите, и медаль… Вы понимаете, о чем я говорю?
— Понимаю.
— Матери что передать? — грустно спросила Катюша.
— Скажи ей, что встретила меня, что я часто вспоминаю о ней, а больше ничего не говори, ладно? Я сам напишу ей и объясню…
Я только сейчас заметил, что Катюша очень изменилась: помолодела, похорошела. Ее глаза светились, посмуглевшая кожа на оголенных руках придавала ей вид южанки. Катюша всегда одевалась просто, но со вкусом. Она все шила сама, и сейчас чуть суженная юбка, охватывающая ее почти девичью талию, и белая блузка делали Катюшу похожей на невесту. Она сказала:
— Может, больше не увидимся никогда. В другой город приглашают меня жить.
— Куда? — поинтересовался я.
— В Астрахань. — И добавила быстро: — Только я еще ничего не решила.
Она сказала это, и я понял: ее слова предназначаются для майора, а он смотрел на Катюшу с ласковой строгостью.
— Как ты очутилась тут? — спросил я.
— На курорт ездила. Помнишь, я говорила тебе, что мне профсоюз путевку обещал? Я в Боржоми была. Вот там мы и познакомились. — Она взглянула на майора. — На обратном пути решила крюк сделать, чтобы в Астрахани побывать. Климат там, говорят, тяжелый.
— Зато рыбы много, — тотчас отозвался майор. — У солдата, я уже докладывал тебе, жизнь беспокойная: нынче в Астрахани, а потом приказ — и покатишь без возражения.
— Это меня не пугает, — тихо сказала Катюша, и я понял, что она уже все решила.
Майор и Катюша смотрели друг на друга, и я снова испытал ту боль, которую испытывал, когда пил у Зыбина чай. Катюша и майор разговаривали глазами. Я напомнил им о себе легким покашливаньем. Катюша спросила:
— Деньги у тебя есть?
— Есть, — соврал я.
— Не врешь?
— Нет.
— Ты не стесняйся — деньги у нас есть. — Катюша сказала «у нас», и я почувствовал, как у меня сжимается сердце. Мне тоже хотелось бы сказать не «у меня», а «у нас».
— Спасибо, — ответил я. — Обойдусь.
— Ну тогда прощай! Нам на поезд пора. — Катюша протянула мне руку.
— Всего хорошего. — Майор поднес руку к козырьку.
— И вам того же. Не обижайте Катюшу. Ей в жизни несладко пришлось.
— Знаю, все знаю, — сказал майор.
Когда Катюша и майор скрылись в толпе, я подумал, борясь с охватившей меня завистью и грустью: «Вот и она нашла свое счастье».
Вокруг сновали люди, безжалостно пекло солнце, названивали трамваи, неторопливо ползущие по раскаленным рельсам, листья на аккуратно подстриженных кустах и лепестки только что распустившихся роз покрывались тонким налетом мельчайшей пыли — не видимая глазом, она носилась в воздухе, обжигая лицо. Встреча с Катюшей и майором послужила последней каплей. Отчетливо возникла перед глазами Валька, и я с решимостью подумал: «Мало ли что говорил Зыбин. Надо бороться, надо встретиться с ней еще раз, надо поговорить!»