Старший лейтенант прочитал письмо, посмотрел на Векшина:
— Видишь, какой он этот Кравченко. Вот самая полная характеристика. А мы рядом на вахте стоим, из одного бачка едим, спим вместе и не знаем, что у товарища тут, — он показал рукой на сердце.
Федор принял эти слова в свой адрес: он с Кравченко хотя и не дружит, но — в одной группе, всегда рядом.
— Как поступить — вот загвоздка, — глядя куда-то вдаль, тихо произнес Старостин. — Теперь заводить разговор с Кравченко, думаю, мало толку. Лучше сделаем так. Вернемся — ты поговоришь с ним, вызовешь на откровенность. Увидишься с девушкой. Знаешь ее?.. Ну ничего. Кравченко скажет, где она работает или живет. И если все подтвердится, не миновать персонального дела. Так ведь? Комсомольцы не простят… Это тебе первое партийное поручение…
Векшин вышел от секретаря с неспокойной душой.
4
Спервоначала разговор с Кравченко не удался. Федор спросил, что читал Евгений в походе. Тот огрызнулся: «Не только читать — жрать не хотелось!» Векшин понял — искренним он не будет, и отступился.
Привели в порядок после большого плавания лодку, начались увольнения в город. В увольнении Федор и решил напрямик поговорить с Кравченко.
Они вышли вместе. Подлаживаясь под шаг Евгения, Федор спросил:
— Куда направляешься, Жень?
Тот нехотя ответил:
— Может, в кино, а может, так… пошатаюсь.
— Знаешь, в прошлый раз я ведь неспроста интересовался твоим чтением в походе.
Кравченко лишь поднял глаза.
— Ты повесть «Очень хочется жить» брал в библиотеке?
— Ну, брал.
— Еще вопрос: кто тебя зовет Еней?
— Мало ли кто! Мать зовет…
— В книге ты забыл письмо Лины.
Кравченко вспыхнул:
— Где оно?!
— У меня.
— Почему не отдал?
— Не хотел тогда тебя расстраивать.
— Что-то заботливый…
— Да, заботливый, не как некоторые… Ладно, хватит ерепениться. Говори, виделся с Линой после этого письма?
— И не подумал.
— Хоть ответил ей?
— Не все ли тебе равно?
— Успокоил? Извинился? Или…
— Написал то, что заслуживает.
— А не подумал о том, что ты заслуживаешь? Не письмо — так бы и не распознали тебя. Неужели совесть не мучает? Доверилась, как порядочному, а он наблудил- и в кусты. Это же по-хамски!.. И в походе, поди-ка, не вспомнил?
— Там времени не хватало.
— То-то так «внимательно» нес вахту… Некрасивая она, что ли, глупая?
— Лина? — в первый раз назвал Кравченко ее имя. — Почему? Она лучше меня.
— Я тоже думаю. Дура так бы не написала. Видать, с самолюбием. Прочитать тебе несколько строк из ее письма? Забыл, наверно, как она тебя… Не буду, не буду… Скажи, Евгений, почему ты обидел ее? Может, наскучила, другую нашел?
— Никого я не искал. Просто… повздорили.
— Говори с таким. Путает, как заяц.
Помолчали.
— Должно быть, ребенка испугался, — сказал Векшин тихо, словно гадая — так это или не так. — Испугался? — повторил уже для Кравченко. — Твой ведь ребенок-то. С чужими берут, отцами хорошими становятся.
— Чего ты от меня хочешь?
— Хочу понять до конца — кто ты?
— Хм…
— Вот тебе и «хм». Ты же комсомолец. Не думаешь ли, что будут гладить тебя по головке за такие дела?
— Прорабатывать? Вон из комсомола? Да? — Глаза у Кравченко зло забегали.
— Ты не горячись.
— Один я, что ли, так? Не я первый, не я последний.
— Эх ты! Будто не понимаешь… Сам натворил, сам и расхлебывать должен… Проси прощения у Лины. Если у нее хоть чуточку осталось уважения к тебе — простит.
— Разбитого не склеишь… Опять помолчали.
— Она работает? — спросил Векшин.
— Да. В книжном магазине.
— Зашел бы.
— Ни к чему. Да и неудобно — люди…
Они еще долго бродили по крутым улицам. А когда оказались около книжного магазина, Федор спохватился:
— Чуть не забыл — мне авторучка дозарезу нужна. Раз тебе неудобно, я один зайду. Подождешь?
— Ладно, — нехотя ответил Кравченко.
Векшин был уже на крыльце магазина, обернулся, крикнул:
— Жень, не уходи! В кино пойдем!
Кравченко ждал с полчаса, нервно ходил взад-вперед в стороне от магазина, пока Федор был там.
— Теперь айда в кино, Женька! — еще издали крикнул Векшин. А подошел ближе, весь просиял: — Вот это гордячка! Еле уговорил. Что глазеешь? Куй железо, пока горячо!.. Вы ж, говорю, должны меня знать, Лина. Я друг Жени. Покраснела, заволновалась. Сам он, говорю, храбрости не набрался, поручил мне за него извиниться, а вечером приглашает вас в кино.