Выбрать главу

Пятая глава романа, названная "Новые лица и развязка", Действительно содержит в себе "развязку", но лишь "открытого", - семейно-психологического сюжета, который завершается торжеством новой этики в отношениях любви и брака. Но в "подводном течении" сюжета нарастает тема все более тесного взаимодействия легальных и конспиративных форм деятельности "новых людей": "мирная жизнь" двух счастливых супружеских пар, связанных сердечной дружбой, рисуется в то же время как жизнь на колеблющейся от внутренних толчков почве, почти на вулкане.

Намеченный в конце четвертой главы мотив борьбы с политической полицией возвращается в конце пятой главы. Вот диалог Веры Павловны с Катей Полозовой: "Жаль, что нет возможности развиваться этим швейным: как они стали бы развиваться", - говорит иногда Вера Павловна. Катерина Васильевна ничего не отвечает на это, только в глазах ее сверкает злое выражение. "Какая ты горячая, Катя; ты хуже меня, - говорит Вера Павловна. - А хорошо, что у твоего отца все-таки что-нибудь есть; это очень хорошо". - "Да, Верочка, это хорошо, все-таки спокойней за сына". "Впрочем, Катя, ты меня заставила не знаю о чем думать. Мы проживем тихо и спокойно". Катерина Васильевна молчит. - "Да, Катя, ну, для меня скажи: да...". Катерина Васильевна смеется. "Это не зависит от моего "да" или "нет", а потому в удовольствие тебе скажу: да, мы проживем спокойно" (334).

Катя - жена человека, в деятельности которого конспиративные формы преобладают над легальными, живущего по чужим документам и с чужой фамилией. У нее гораздо меньше шансов прожить "тихо и спокойно", ей труднее на это надеяться, чем Вере Павловне...

Завершается пятая глава не идиллией дружбы и счастья, а сценами зимнего пикника. Тревожные опасения и пылкие надежды героев романа достигают здесь максимального напряжения: в сценах пикника идет уже 1863 год, репрессии в полном разгаре, обе супружеские пары с "тяжелой встревоженностью" наблюдают за "дамой в трауре", возлюбленный или муж которой уже схвачен: "Раза два Вера Павловна украдкою шепнула мужу: "Саша, что если _это случится_ со мною?" Кирсанов в первый раз не нашелся, что сказать; во второй нашелся: "Нет, Верочка, с тобою этого не может _случиться_". - "Не может? Ты уверен?" - "Да". И Катерина Васильевна раза два шепнула украдкою мужу: "со мною _этого_ не может быть, Чарли?" В первый раз Бьюмонт только улыбнулся, не весело и не успокоительно; во второй тоже нашелся: "_по всей вероятности, не может; по всей вероятности_"" (338).

Финал этой главы насыщен не только светлыми надеждами на крутые общественные перемены, но и жестокими опасениями разгрома революционного подполья, атмосферой тяжелых утрат и опасностей, грозящих также и главным героям романа. Сцены пикника - образец _вероятностного мышления_ Чернышевского и его героев. Возмужавшие в обстановке революционной ситуации, они исполнены суровой готовности встретить любой из возможных вариантов развязки исторической коллизии и не отступят от своих убеждений - независимо от того, которая из двух исторических тенденций возьмет верх. Слушая монолог-песню "дамы в трауре", женщины благословляют своих мужей на испытания и опасности: "- Забудь, что я тебе говорила, Саша, слушай ее! шепчет одна и жмет руку. - Зачем я не говорила тебе _этого!_ Теперь буду говорить, - шепчет другая" (343).

Трагическая напряженность атмосферы в сценах зимнего пикника так сильно акцентирована, что в качестве финала романа она звучала бы как отказ от надежд на оптимальный вариант - на победу крестьянской революции, которая освободит и репрессированных революционеров. Поэтому Чернышевский вводит иной финал - полустраничную шестую главу, где эзоповский сюжет романа получает оптимистическую развязку. Такое "двойственное" - на два конца завершение сюжетного действия романа получило впоследствии широкое распространение как в повествовательных, так и в драматических жанрах и стало называться "открытой развязкой".

Финальная глава - "Перемена декораций" - вовсе не претендует на точный прогноз событий. Это лишь авторский перст, указующий на _возможность_ революционного разрешения исторической коллизии, которая _может_ открыть новые пути, новые судьбы и для героев романа. Последние строки романа - спор с читателем: читатель ("и не один проницательный, а всякий читатель") не желает слушать о том, чего на самом деле еще не было.

"- Полноте, кто же станет вас слушать!

- Неужели вам не угодно?

- За кого вы меня принимаете? - Конечно, нет!

- Если вам теперь не угодно слушать, я, разумеется, должен отложить продолжение моего рассказа до того времени, когда вам угодно будет его слушать. Надеюсь дождаться этого довольно скоро" (344).

Роман кончается по существу большим вопросительным знаком; ответа не дала еще история, а романист отвечает: "Надеюсь дождаться...".

Именно так воспринимали смысл заключительных сцен романа тогдашние передовые читатели. Это подтверждает, например, истолкование финала, которое давал Г. В. Плеханов. Вскоре после смерти Чернышевского он писал, что роман "полон самых светлых _надежд_" и что эти надежды приурочиваются "к скорому торжеству освободительного движения в России". {Г. В. Плеханов. Соч., т. V. М.-Пгр., 1925. стр. 114.}