Людовичи умер в 1971 году, прожив достаточно долго, дабы убедиться, что на самом деле публика не так уж сильно расположена к мини-юбкам и воинствующему феминизму в духе Глории Стайнем, а также дабы успеть познакомиться с теоретиками нового поколения, считавшими, как и он, будто прогресс заставит полностью пересмотреть гендерные роли, в том числе супруги и матери. Разница была в том, что, по их мнению, человеческое общежитие в итоге не испортится, а усовершенствуется, даже если примет несколько необычный вид.
Предтеча этого направления — знаменитый гарвардский профессор, психолог Беррес Фредерик Скиннер, один из основателей научной школы бихевиоризма, чьи труды касались всего на свете, от устройства детских инкубаторов до оборудования супермаркетов. Скиннер был влиятельным проповедником так называемого оперантного обучения, когда неосознанные поначалу, но желательные действия воспитуемого наставник закрепляет поощрением. Он отстаивал убеждение, что традиционная, исторически сложившаяся семья остро нуждается в перестройке. Любые комплексы, неврозы и фобии, которые приобретают большинство людей, вырастая в семейных домах, преодолимы, если изъять из воспитания детей сантименты и поставить его на научную базу.
В романе «Уолден-два»[31] (1948) Скиннер описал свой идеал общины числом в тысячу душ, где, помимо всего прочего, отмерла «примитивная» семья, основанная на кровном родстве. Родители воздерживаются от проявления каких-либо особых чувств к своим биологическим детям, а те привыкают звать отцов и матерей по именам. Потомство вверено опеке специально обученных профессионалов обоего пола, которых автор сравнил с квалифицированными техниками-лаборантами. «Даже если мать и знает верный путь, она зачастую бессильна, потому что дом и хозяйство требуют массы иных забот. Дом — не место для воспитания детей», — разъясняет один из персонажей.
В этой общине о каждом ребенке заботится вся деревня. Кровные родители — лишь двое из множества дружелюбных взрослых. Мятежным душам подростков больше не придется мучиться «несовместимостью» с чужаками, навязанными случайной прихотью природы; вместо этого он или она найдут себе таких старших друзей, с кем у них больше взаимопонимания и общих интересов. Если ребенок никогда не испытывал недостатка любви и привязан сразу к многим взрослым, он вырастет психологически здоровым и лучше приспособленным к жизни, чем люди старого мира.
Теории Скиннера заметно повлияли на движение, возникшее в следующем поколении: молодые идеалисты попытались осуществить хотя бы часть программы «Уолдена-2» на практике. Известные в конце шестидесятых коммуны Уолден-Хаус в столичном округе Колумбия и Твин-Оукс в сельской Вирджинии явно создавались по скиннеровским чертежам. Семья у них не считалась первичной ячейкой общества; обедали все вместе за большим столом, но дети не обязательно рассаживались под боком у родителей. Общинник по имени Джо Анушкевич заявил однажды, что в конце концов вся Америка обязательно пойдет по стопам его коммуны Твин-Оукс.
Но на деле таких вольных общин, где бы строго придерживались заветов основоположника, было — раз, два и обчелся. При всем своем педагогическом радикализме профессор Скиннер имел вполне традиционные взгляды на секс. Он верил в гендерное равенство и в реальность целомудренной дружбы разнополых людей, полагая к тому же, что разумный бихевиористский подход лишь упрочит моногамный брак в коммунах по сравнению с «внешним миром». Большинство из последних, напротив, приобрели сомнительную славу рассадников свободной любви — чего Скиннер в принципе не одобрял. Там отбросили саму идею романтической пары: каждому вольно переспать с кем угодно и никто не вправе ревновать (во всяком случае, в теории).
Бесшабашные ребята со связками пестрых бус и намалеванными на щеках сердечками не были единственными, кому захотелось вывернуть наизнанку представления о семье как постоянной паре с рожденными ею детьми. На исходе шестидесятых слишком многим начинало казаться, будто иного выбора, чем отход от привычных понятий, у общества нет. Показатели разводов и рождений вне брака скакнули вверх и собирались, по всем признакам, расти дальше — вопреки предсказанию, сделанному в середине 1950-х годов Американским социологическим обществом и сводящемуся к тому, что якобы к началу XXI столетия доля разводов упадет ниже 20 процентов.