Поэтому я и хочу полностью прояснить свою позицию в этом вопросе. Даже если, как я надеюсь, мне удалось избежать этой опасности, и у читателей не создастся впечатление, будто русские интересны как некие экзотические варвары, едва прикоснувшиеся к цивилизации дикари, я, тем не менее, не хочу вызвать и подозрение в том, что восхищаясь их душевными качествами, я прохожу мимо их разума или подразумеваю отсутствие у них твердости, решительности и практичности. Не хочу, чтобы кто-то подумал, будто я внушаю им: «Будьте добрыми, милыми детьми. Остальное оставьте тем, кто поумнее». Говорить об их уме со всеми вытекающими последствиями нет смысла. Мы все знаем, что они умны. Хочу лишь указать: по моему мнению, русские еще и добры, и их доброта даже важнее их ума, поскольку доброта вообще — более редкое и ценное качество, чем ум. Возможно, это трюизм, но современная жизнь придает большинству трюизмов вид ошеломляющих парадоксов.
Возьмем, с одной стороны, самые потрясающие примеры энергии и практических достижений — людей, поступки, факты, которыми могут похвастаться латинские и англосаксонские народы, и мы увидим, что на этом фоне русские могут не опасаться ударить лицом в грязь.
Или возьмем любой из изъянов, которые русские критики называют проклятием своей страны, и обнаружим: доказать, что упрек правдив, нетрудно, но это еще не вся правда — правдиво и противоположное, и исключения просто поразительны. Русские, к примеру, часто называют своим национальным изъяном лень и недостаток практической энергии. Что ж, пусть так: но оборона Севастополя, строительство Транссибирской магистрали или транспортировка войск по одной-единственной железнодорожной ветке во время войны с Японией — примеры необычайной энергии и выдающиеся достижения. Да и в лице Петра Великого, Суворова и Скобелева Россия дала миру примеры кипучей, просто устрашающей энергии. В русском характере не может не быть твердости — иначе сама Российская империя не была бы зримым свидетельством этого факта. Российская империя — результат практической деятельности, и она стоит, как стояла.
С другой стороны, возьмем те вопиющие недостатки, которые русские критики выделяют и осуждают как самые больные и слабые места национальной жизни и характера, и мы без труда найдем их аналоги в других странах Европы и Америки. Кроме того, зачастую обнаруживается: то, что мы приписываем язвам некоей конкретной формы правления, на деле — следствие первородного греха, и свойственно всем странам, как бы ни выглядела и ни называлась их политическая система.
Впрочем, я хочу сказать о другом: если в том, что касается общих категорий изъянов и достоинств, добродетелей и грехов, русские равны другим народам, не хуже, если не лучше их, то они, при прочих равных условиях, по натуре своей обладают особым и уникальным даром доброты и веры, соответствия которому трудно найти у кого-либо еще, хотя в Америке вы, пожалуй, обнаружите нечто подобное.