— В противоположность кузенам, которые устраивают групповые оргии?
От улыбки Бена все у меня внутри переворачивается. Серьезно, в желудке будто поселилась крошечная олимпийская сборная по гимнастике и прямо сейчас разминается перед выходом на ковер.
— Не могу понять, нравлюсь я тебе или нет, — выпаливаю я внезапно для себя самого.
Бен смеется.
— Что?
— Не знаю. — Я тоже смеюсь, но сердце бухает, как кузнечный молот. — Просто… в караоке… ты казался таким замкнутым. Будто не хотел там быть.
— Ну, караоке — не совсем мое.
— Да, но я не могу перестать думать, что если бы действительно тебе нравился, оно стало бы твоим. Я не именно про караоке, черт с ним. Просто мне, например, что угодно понравилось бы — если с тобой. Даже чокнутая видеоигра с кровью и кишками, где головы нельзя повернуть, чтобы зомби не оттяпал от тебя кусок.
— Ну, это в природе зомби, — замечает Бен.
— Я знаю.
— Но я понял, о чем ты. — Он хмурится. — Просто из меня хреновый партнер для свиданий.
— Неправда!
Он тянет меня за руку.
— Давай пройдемся. Не могу больше сидеть.
— Почему?
— Потому что твоя откровенность провоцирует меня на откровенность, а я не могу говорить честно, пока сижу тут и смотрю тебе в глаза.
— Ох. — Желудок снова завязывается узлом. — Мне начинать нервничать?
— Нервничать?
— Ну, прямо сейчас у меня ощущение, будто ты собираешься дать мне отставку. Не то чтобы мы встречались, конечно… Ой. Прости. Я… — Я делаю глубокий вдох. — Господи, и почему я в этих делах такой баклан?
— В каких делах?
— В этих. — Я поднимаю наши переплетенные руки. — Почему я не могу с тобой гулять, не теряя минимальных навыков общения? Не понимаю, что со мной не так.
— Все с тобой так.
— Просто я в этом полный новичок, а ты уже целовался, вероятно, занимался сексом и вообще успел до меня попробовать отношения. Не уверен, что смогу поддержать планку.
Мы сворачиваем на улицу поменьше, потом в переулок. Когда мы остаемся одни, Бен заметно расслабляется — я чувствую, как из его пальцев уходит напряжение.
— С моей стороны все видится иначе, — говорит он наконец.
— А как?
— Ну, например, это мне нужно поддерживать планку.
— Да ладно!
Бен улыбается уголком рта.
— Правда. То, что ты ни с кем не встречался, не целовался… Не знаю. Что, если я облажаюсь? Не хочу быть тем парнем, который испортит тебе первый поцелуй.
— Не испортишь.
— Это ответственность, понимаешь. Хочется, чтобы все было идеально.
— Когда я с тобой, все и так идеально.
Он фыркает.
— Ну, за исключением тех случаев, когда ты трагически недооцениваешь мои навыки игры в «хватайку», флиртуешь с доппельгангером Энсела Эльгорта или хранишь в телефоне пятьдесят шесть фоток с…
Бен целует меня. Просто берет лицо в ладони и целует.
Срань господня.
В смысле я и не подозревал, что при поцелуях лицо партнера оказывается так близко. Он чуть наклоняется, чтобы мы были на одном уровне. Глаза Бена закрыты, губы, прижатые к моим, двигаются — и ух ты, не знаю, существуют ли какие-то правила насчет стояка в такой момент, но… гм.
Надо как-нибудь ответить.
Я пытаюсь повторить движение губами, но выглядит это скорее так, будто я хочу зажевать его рот. Видимо, я делаю что-то неправильно, потому что Бен слегка отстраняется и ухмыляется.
Я ухмыляюсь в ответ.
— Что?
— Ничего.
— Это был поцелуй, — говорю я медленно.
— Определенно.
— В смысле теперь-то ты можешь больше не волноваться? Что мой первый поцелуй получится не идеальным.
— А он был идеальным?
— Сто процентов.
— Уверен, что не нужен перезапуск? — спрашивает Бен, улыбаясь губами, глазами, всем собой. — Второй первый поцелуй?
— Ну, контрольный не помешает.
Он смеется и привлекает меня к себе. А потом целует опять. Снова эта пугающая близость.
На этот раз я закрываю глаза.
И мир вокруг схлопывается. Не знаю, как описать. Будто я не на Тридцать пятой улице, и не в Нью-Йорке, и сейчас не июль, и ничто больше не имеет значения. Ничего вообще нет, кроме ладоней Бена у меня на спине, его губ, его скул, моих кончиков пальцев и оглушительного сердцебиения. Кто бы мог подумать, что у поцелуев есть свой ритм. Раньше я об этом не задумывался — ну, трутся люди губами, и все. Однако теперь поцелуй ощущается чем-то вроде басовой партии, гулкой и настойчивой. Бен притягивает меня еще ближе, так что между нами не остается ни сантиметра пространства, — и я больше не беспокоюсь о стояке, потому что, если на этот счет и существуют какие-то правила, он их тоже явно нарушает.