— Мне лучше не…
— Нет-нет, все нормально.
Бен долго выдыхает. Некоторое время мы просто смотрим друг на друга, улыбаясь.
— Что ж, — говорю я в итоге. — Может, попробуем…
Он распахивает глаза.
— А ты хочешь?
— Наверное. То есть да. Да.
— Ага. Ладно.
Он привлекает меня к себе, и несколько секунд мы остаемся в такой позе: грудь к груди, щека к щеке. Затем, очень медленно, его пальцы спускаются к моим боксерам и проникают под резинку, где и замирают.
— Все в порядке?
Вот черт. Я беззвучно смеюсь.
— Ага.
Это происходит на самом деле. Не во сне. Не в фантазиях. Все мое тело знает, что сейчас случится.
Пальцы сдвигаются чуть ниже. Думаю, теперь эрекция у меня не спадет примерно до пенсии. Бен продолжает смотреть мне прямо в глаза, держа в руках, словно хрустальную вазу. Даже мне очевидно, как сильно он нервничает.
Еще сантиметр, и сердце застревает где-то в горле. Как это может происходить на самом деле? Как это может происходить со мной? С тем самым мной, который еще сегодня утром проснулся на двухъярусной кровати дедушки Мильтона?
— Так хорошо? — шепчет Бен.
Я киваю, хотя к глазам подступают предательские слезы. Просто… Не знаю. Как это работает? Нет, серьезно, как вообще устроен процесс? Кто определяет, что делать, и в какой последовательности, и когда наступает очередь презервативов, и что со смазкой? Я ни черта не знаю о смазке. А Бен так близко, смотрит нежно и испытующе, и он-то наверняка в курсе механики — хотя зря я его не предупредил, что обязательно облажаюсь в постели. Если только он сам уже не догадался. Если только он уже не думает, что все это — ошибка, и я ошибка, и секс — ошибка, да и чем еще может быть секс? Если так подумать, это же ДИКОСТЬ. И хотеть его тоже дико. И вообще, я…
— Все нормально? — спрашивает Бен.
— Кажется, я сейчас сдохну от ужаса.
— О. — Его глаза расширяются. — Ладно.
— Прости, пожалуйста.
— Нет! Артур. — Он мягко целует меня и раскрывает руки для объятия. — Все в порядке, слышишь? Иди сюда.
Я приникаю к нему, спрятав голову на плече, и он крепко меня обнимает.
— Прости, прости, прости, — бормочу я едва слышно.
— Не за что извиняться. — Он целует меня еще раз. — Если ты не готов, ничего страшного. Это нормально.
— Я был готов! Или думал, что был… — Я зажмуриваюсь. — Не знаю.
— Попробуем в другой день. Никакой катастрофы.
— Не очень-то много у нас осталось этих дней.
Он прижимается своей головой к моей.
— Знаю.
Несколько секунд мы молча лежим и дышим.
— Я тебя разочаровал? — осмеливаюсь я наконец.
— Нисколько. Я просто рад, что ты здесь.
— Я тоже. — В горле опять встает ком. — Боже. Бен.
— М-м-м?
— Ты так мне нравишься. Это даже пугает.
Он чуть отодвигается, чтобы видеть мои глаза.
— Почему пугает?
— Ну, во-первых, из-за тебя мне не хочется уезжать домой.
— Я тоже не хочу, чтобы ты уезжал домой, — отвечает он.
— Правда?
Бен улыбается.
— Думаешь, я шучу?
— Не знаю. — У меня вырывается вздох. — Я ничего не знаю. Ни как это должно выглядеть, ни как должно ощущаться. Знаю только, что ты мне чертовски нравишься. Для меня все серьезно.
— Для меня тоже.
— Правда? — Я уже устал считать, в который раз задаю этот вопрос.
— Господи, Артур. — Он снова меня целует. — Te quiero. Estoy enamorado. Ты даже не представляешь.
И хотя я ни слова не знаю по-испански, взглянув ему в лицо, я понимаю всё.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ
БЕН
30 июля, понедельник
Лето выходит на следующий уровень.
С Хадсоном я упустил множество чудесных первых моментов, но отношения с Артуром словно призваны это исправить. Любой поцелуй ощущается открытием — нам будто становится комфортнее с каждым вдохом. А еще мы по-прежнему не занимаемся сексом, что очень круто. Не потому, что я не хочу — хочу, конечно, — а потому что никто из нас не насилует себя ради другого. Я идеально подхожу Артуру, он идеально подходит мне, все происходящее разыгрывается точно по нотам — и, кажется, мироздание действительно знало, что делало тогда на почте. Знало, что это будет любовь, задолго до нас.
Я по-прежнему стараюсь не думать об отъезде Артура. 4 августа ему исполняется семнадцать. На крутой подарок денег у меня нет, но в нашей семье этим никто никогда не заморачивался. Чтобы не тратиться на сувениры, родители мастерят их сами. Например, вместо кофеварки, которую все равно пришлось бы менять через год, мама вручила папе кружку с надписью «Моему любимому Диего». Он ее обожает . То есть, если в доме начнется пожар, он сперва бросится спасать нас — и эту кружку. А Па, когда маме понадобился новый молитвенник, начитал свои любимые отрывки из Библии в аудио, и теперь она слушает их по утрам.