Джорджи сам тянет верхнюю пуговицу из петли, пока Джерси неторопливо спускает подтяжки с плеч. Это не то чтобы обязательно, но он хочет, чтобы ему тоже было удобно и ничего не тянуло. Вторая пуговица выскальзывает из вспотевших пальцев, и Джорджи невольно касается ладонями горячего паха, расстегивая ее. Он чувствует неудобство от этого – и одновременно совсем немного естественного мальчишеского интереса где-то глубоко – и, видимо, решает преодолеть свой блок радикальным методом. Татуированные пальцы ложатся на яйца Джерси через грубую брючную ткань.
– Не смей торопить меня, – бросает Джорджи в ответ на вопросительный взгляд Джерси, накрывая его пах правой рукой – забирая во всю ладонь – и продолжая расстегивать пуговицы левой.
Но Джерси нравится, что Джорджи, даже расстегнув, не достает, а гладит, прикрыв ладонью. Пальцы то слегка задевают между пуговиц, то скользят под яйца, охватывая все целиком. Джорджи пристально смотрит на Джерси, чуть поджав губы от напряжения, и его рука как сама оглаживает теплый пах через брюки. А потом веки Джорджи чуть вздрагивают, и он просто лезет пальцами в ширинку. Джерси втягивает носом воздух от прямого и резкого соприкосновения горячей, влажной от пота ладони со своим членом. Джорджи замирает на секунду и вопросительно поднимает бровь.
– Серьезно? – он убирает руку и даже слегка оттягивает брюки, отводя взгляд от лица Джерси и неприкрыто разглядывая его член. – Серьезно?
– Серьезно, – Джерси улыбается краем рта.
– Бляха, и это все? – Джорджи жмурится и даже не сдерживается, тихо смеется по нарастающей. – Ебаться в сраку, а я себе уже в красках представил, как Джерсийский Дьявол своей конской дубиной мне рот будет рвать… ну Джерси, еб твою мать… – у него очевидно не находится других слов, и он только продолжает смеяться.
– Если б я собрался рвать тебе рот конской дубиной, Джорджи-бой, я бы сразу снял чары, – усмехается Джерси. – Впрочем, я все еще могу это сделать, если ты не перестанешь смеяться, блядь, – и по тону чувствуется, что несерьезная угроза не такая уж несерьезная.
– Извини, – Джорджи наконец отсмеивается, – извини, приятель. Просто обычно, когда говорят о ебле с дьяволом, обязательным пунктом идет здоровенный хер, а не… Извини, – он трет веки и улыбается, открыто и совсем расслабленно смотря Джерси в глаза.
– Я сказал, что не сделаю тебе больно, Джорджи-бой, – но Джерси определенно не злится и как-то даже по-отцовски качает головой.
Джорджи молчит несколько секунд, и улыбка постепенно сходит с его лица. Но не сменяется другим выражением.
– Спасибо, Джерси, – без обычной издевки говорит он перед тем, как сесть удобнее.
– Не за что, Джорджи-бой, – отвечает Джерси, кладя руки себе на колени.
Джорджи касается татуированными пальцами маленького мягкого члена, лежащего на густо покрытых рыжими завитками яйцах, дергает носом. Ему пахнет мокрой шерстью, и хотя это не противный запах, Джорджи все равно задерживает дыхание, проводя пальцами по стволу, оттягивая шкурку. Член Джерси темно-красный, тонкий, короче ладони Джорджи и не слишком эстетично оканчивается крупной головкой; и вправду как у лошади – только много меньше, – если Джорджи верно помнит что-то из своей жизни за городом. Он чуток прижимает большим пальцем уздечку, примериваясь, как удобнее держать, и четко слышит размеренное дыхание Джерси. И решительно подается вперед, оставляя на головке целомудренный поцелуй сомкнутыми губами, задерживая их ненадолго, но быстро отстраняясь, рефлекторно вытирая рот. Джерси снимает очки и кладет рядом, чтобы не упустить деталей за зеленым мороком, смешавшимся от желтого стекла и голубого света лампы.
– О'кей, понеслась… – Джорджи все-таки морщится, приподнимаясь и потягиваясь к столику за презервативами. Но Джерси легко ловит его руку.
– Я говорил тебе, что я чистый, – довольно неприятно цедит он, крепко зажимая сухое запястье. – Я не сую в кого попало без этого, но за две тысячи будь добр делать то, что я скажу.
– За две тысячи? – Джорджи поднимает бровь.
– За две, – кивает Джерси.
– О'кей, – Джорджи резко высвобождает руку и садится обратно. – О'кей, – и наклоняется к паху Джерси резко, переставая играть в девчачьи дразнилки.
Губы у Джорджи мягкие и гладкие, как отлично чувствует Джерси, когда тот неумело охватывает ими крупную головку, придержав пальцами вялый ствол. А потом и неуверенно касается языком, скользит им под головкой, забирая чуток глубже в мокрый рот и непроизвольно дергая носом. Джорджи лижет осторожно, больше на пробу, по-мальчишески – как будто Джерси не был с детьми – пытаясь целовать, а не сосать, то и дело соскальзывая губами. Иногда задевает зубами – но не слишком, еще не царапающе, – и Джерси приязненно жмурится. И хотя, будь дело только в физике, он в жизни бы не заплатил две штуки за такой херовый отсос, но сейчас Джорджи кормит его своими неловкостью, тщательно скрываемым любопытством и подсознательными страхами до отвала. Да и губы у него порочные, мягкие, а во рту тепло и влажно, с перчинкой острых клыков, так что Джерси жмурится еще, теперь от того, как неспешно тяжелеет в паху. Но все-таки слишком неспешно. Джерси не заказывал робкий школьный отсос между мусорными баками за кафетерием. Джерси хочет уткнуть Джорджи носом в кучерявый лобок и заставить, давясь, вылизывать яйца.
Джерси скидывает шляпу Джорджи назад, скользя ладонью по выбритому затылку и притягивая ближе. Но Джорджи в ответ моментально сжимает зубы, проезжаясь ими по нежной коже, и Джерси гневно шипит, больно сжав его шею.
– Еще раз так сделаешь – отстрелю тебе на хуй все пальцы, – рычит Джорджи, высвобождаясь ценой трех царапин под ухом.
– Выстрелишь в меня еще раз, и я вырву тебе руку, в которой будет револьвер, – подавив боль, со спокойной угрозой отвечает Джерси. – Я же вот не хотел с тобой как со шлюхой. Но если ты больше хочешь слышать "давай, сука, соси" вместо руки на затылке, мне вот это совершенно, блядь, не сложно.