Итоги этих рассуждений таковы:
Для русских наивыгоднейшая форма общежития есть Вожачество. К такому вожачеству (в форме ли монархии, диктатуры или иной) русские, понявшие свою истинную природу, будут стремиться. Будут стремиться по той простой причине, что изведают сладость всяких иных прочих построений. Это ничуть не задевает вопроса о народном представительстве, парламентаризме и прочих «формах». Все сие есть именно форма, а не существо правления. Парламент прекрасно существует при Муссолини, как Государственная Дума очень производительно работала при Столыпине. Важно для русских не то, будет ли у них парламент, «Земский Собор», Вече или еще что-нибудь в этом роде. Важно, чтобы у нации был духовно-политический центр. Важно, чтобы был вожак, который ослаблял бы неистовое взаимотрение русского народа; направлял бы его усилия к одной цели; складывал бы русские энергии, а не вычитал бы их одну из другой, как это неизменно делается, когда воцаряется хаос, именуемый некоторыми «русской общественностью», а другими «российской демократией».
Разумеется, я не считаю, что так будет на вечные времена. По мере того, как русская стихия (еще, собственно говоря, не ставшая нацией) будет «нивелироваться»; по мере того, как русские будут становиться друг другу родственниками в более близких степенях, чем сейчас, — надо думать, разнобой их мыслей, чувств и стремлений будет уменьшаться. Появится большая духовная близость; и, может быть, создастся ясно выраженная коллективная душа; при наличии ее объединяющая и умиротворяющая роль вожака станет менее важной. Но до этого времени много воды утечет.
* * *Для евреев такой духовный русский центр, безмерно усиливающий русский народ, невыгоден. Некоторые из них это прекрасно сознают, большинство не имеет об этом представления. Но это последнее обстоятельство, то есть что еврейская масса не может этой идеи осознать, не имеет почти никакого значения.
Говорят, что когда из народившейся полудюжины породистых щенят хотят отобрать самую лучшую собаку, то всех щенков наваливают один на другого, так, чтобы образовалась копошащаяся, попискивающая груда. Через некоторое время один какой-нибудь щенок выбивается наверх и держится на хребте у всех других. Заметивши оного, их опять перемешивают и так делают несколько раз. Если какой-нибудь щенок упорно выбивается наверх, то этого выбирают: он будет лучший.
Не то же ли самое происходит в груде народностей, копошащихся в пределах какого-нибудь государства? Бессознательно, неведомо для самой себя, каждая из них стремится выбраться «на поверхность». Россия, бывшая и будущая, разумеется, не представляла и не представит исключения. Сто народностей будут барахтаться в общей каше, инстинктивно борясь за гегемонию. При этом главная борьба будет идти между наиболее сильными народностями. В числе сильнейших будут русские и евреи.
Борясь, народности будут строить каждая такую организацию, которая делала бы ее наиболее сильной. Русские, как мы видели, заинтересованы построить организацию вожаческого типа, ибо при наличии таковой русские меньше грызут друг друга и дружно везут государственные сани. Известно, что для того, чтобы безнадежно остановить на целые часы гренландскую запряжку, стоит только поссорить собак. Они не только перестают везти сани, занявшись дракой, но еще так перепутают упряжь, что потом ее часами не распутаешь. Задача умелого русского вожака — прежде всего не дать россам перегрызться: остальное прилагается само собой.
Естественно, что евреи, которым тоже хочется «наверх», будут стремиться не только самим быть как можно сильнее, но и по возможности ослаблять других. На этом пути они, евреи, инстинктивно будут применять все способы разрушения русской вожаческой организации. Распыленное русское стадо для них выгодно: оно не может представить сопротивления их всегда дружному напору. Они будут делать это дело разрушения даже помимо своей воли, даже — до обреченности.
* * *Я вполне представляю себе еврея, который совершенно проникся русской культурой; подобно Айхенвальду, бредит русской литературой; подобно Левитану, влюблен в русский пейзаж; подобно Антокольскому, заворожен русской историей. И все же этот еврей, вся душа которого наполнена русской культурой, будет разрушать действенную русскую силу, эту культуру создавшую и создающую. Будет разрушать, ибо эта сила стоит ему поперек дороги; той дороги, которая в его самых сокровенных мыслях русская, а на самом деле еврейская.
Поясню сие примером. Возьмем, например, газетное дело, столь важное в нынешней жизни; такое важное, что кто владеет печатью, в значительной мере является властителем умов читающего, то есть мыслящего, то есть руководящего жизнью населения. Можно себе представить (потому что это уже было), что евреи, при их способности к газетному делу, завладеют и в будущем русской печатью. Значит ли это, что печать после сего останется русской? Можно ли утверждать, что такая печать, находящаяся в еврейских руках, — русская, потому только, что она пользуется русским языком? Не думаю.