Джейк Колсен (Вэйн Джакобсен и Дэйв Колеман). Что, не хочешь больше ходить в церковь?
Глава 1. Незнакомец, и все еще незнакомец
В тот момент он был самым последним человеком, которого я хотел бы видеть. День был и без того тяжелым, теперь я был уверен — события еще более усугубятся.
И, тем не менее, он был тут. В тот момент, когда он просто заглянул в кафетерий — еще до того, как зайти, пройти к стойке и налить себе соку — мне подумалось: а не спрятаться ли под столом, но я вовремя сообразил, что буду выглядеть, как идиот… Может быть, он меня просто не заметит здесь, в дальнем углу. Я медленно опустил голову и закрыл лицо руками.
Сквозь пальцы я увидел, что он повернулся, оперся о стойку и отпил из стакана, глядя в никуда. Потом, он взглянул в мою сторону, обнаружил, что был не один и с удивленным видом направился ко мне. Господи, почему здесь и почему сейчас?
Сегодняшний день был худшим из всех в нашем долгом и мучительном противостоянии. С трех часов дня, с того момента, когда первый приступ астмы начал удушающее наступление на нашу двенадцатилетнюю дочь, мы боролись за ее жизнь. Сначала, мы все вместе неслись в больницу, с тревогой глядя на то, как она отвоевывает каждый свой вздох. Потом, беспомощно наблюдали за тем, как врачи и медсестры боролись с астмой, подключая к дыханию ее легкие.
Должен отметить, что морально я с этим справляюсь плохо, несмотря на весь свой опыт в этой области. Мы с женой наблюдали за страданиями нашей дочери всю ее жизнь, в непрерывном ожидании очередного приступа, который мог наступить когда угодно, готовые рвануть в больницу, в любую секунду. Я переполняюсь злостью, когда вижу, что она не перестает страдать, а приступы усугубляются, несмотря на все наши молитвы и молитвы других верующих.
Однако пару часов назад лекарства подействовали, и она задышала более спокойно. Жена отправилась домой немного поспать и освободить своих родителей от дежурства, которое они несли в это время с нашим сыном. Я сказал, что останусь в ночь. Андреа, наконец, уснула и я решил, пройтись в прибольничный кафетерий, выпить кофе и немного, почитать в тишине. Я был слишком взвинчен, чтобы быстро поддаться сну.
Благодарю Бога за то, что кафетерий был полностью пуст, я налил себе кофе и сел в дальнем темном углу. Внутри было столько, что мысли в голове неровно блуждали, и я не мог сосредоточиться ни на одной. Что я такого мог сделать, что моя дочь так страдает? Почему Бог не обращает внимания на все мои отчаянные молитвы о её исцелении? Другие родители ворчат о том, как им трудно успевать за всеми «этими детскими занятиями», а я не уверен, переживет ли моя дочь очередной приступ астмы и боюсь за то, что прописанные нам стероиды могут затормозить ее рост.
И как раз в середине очередной волны злости, он то и просунул голову за завесу моей святая святых. Теперь он еще и направлялся к моему столику. И я откровенно подумывал о том, чтобы заткнуть ему рот кулаком, если он вообще посмеет его открыть. Однако мне было известно, что этого не произойдет. Буря происходила у меня внутри, там, где ее никто не мог видеть.
Ни один человек в моей жизни не принес мне столько крушений планов и надежд, как Джон. Я был так счастлив, когда впервые встретил его, и могу сказать однозначно, что еще не встречал ни одного человека, наделенного такой мудростью, как он. Тем не менее, он не принес мне ничего, кроме горя. С тех пор, как он вошел в мою жизнь, я потерял работу, о которой мечтал всю свою жизнь, был отлучен от церкви, в основании которой я был активным участником 20 лет назад, и даже мой брак подвергался определенной опасности.
Чтобы понять, как я себя чувствовал теперь, нам надо бы отмотать немного назад и вернуться в тот самый день, когда я впервые встретился с Джоном. Невероятное начало этих отношений не шло, ни в какое сравнение с тем, через что мне пришлось пройти с тех пор.
Мы с женой только что отметили нашу 17-ю годовщину свадьбы трехдневной поездкой на центральное побережье Калифорнии в Призмо Бич. По пути домой, субботним утром, мы остановились в центре Сан Луис Обиспо, чтобы пообедать и сделать кое-какие покупки. Местный обновленный «Сити», казалось, был любимым местом всего города. В этот солнечный апрельский день народ высыпал на улицы как никогда.
После обеда мы решили разделиться, поскольку объекты нашего с женой внимания весьма разнятся. Я отправился побродить по книжным магазинам, а она — проредить полки подарочных отделов и магазинов одежды. Как раз перед тем, как отправиться к намеченному месту нашего «рандеву», я решил не торопясь разделаться с шоколадным мороженным, и остановился, не найдя ничего лучшего, чем прислониться к стене магазина.
Мое внимание не мог не привлечь спор, разгоревшийся в нескольких метрах от меня выше по улице, между людьми, стоявшими на тротуаре напротив магазина стильной одежды «The Gap». Четверо студентов и два гражданина среднего возраста, жестикулировали, размахивая ярко голубыми листовками. Я видал такие подсунутыми под дворники автомобилей на ветровых стеклах, и валяющимися яркими пятнами в сточных канавах. Это — приглашения на постановки о пламени ада, обычно старательно подготовленные поместными церквями.
«Кто пойдет на эти второсортные представления…?»
«Я в церковь больше ни ногой…»
«Бывали, больше не куплюсь, надо бы еще раны залечить от того…»
С того момента, как я начал прислушиваться к происходящему, ни один из них фактически не закончил ни одной начатой фразы. Они так перебивали друг друга, что, казалось, если один из них не добавит свою каплю яда, то это разорвет его изнутри. «Эти лицемеры думают, что они могут судить меня и…», «Хотелось бы мне знать, что подумал бы Христос, окажись он сегодня в одной из этих церквей…»
«Я не думаю, что он бы туда пошел, он же…»
«А если бы он туда попал, он бы там заснул от скуки». Говорившего заглушил смех. «А то и умер бы со смеху…»
«Скорее, с горя…»— добавил один из них, реплика заставила всех замолчать и на мгновение задуматься.
«Как бы он пришел, в костюмчике и…?»
«Только для того, чтобы спрятать под ним хлыст для произведения небольшой уборки в доме».
Нарастающее волнение привлекало внимание проходивших мимо прохожих, которые замедляли движение, чтобы понять, вокруг чего сыр-бор. Некоторые из них, привлеченные разгорающимися страстями и заинтригованные возможностью побраниться вокруг такого сокровенного предмета, как религия, подтягивались, как щенки к миске с вкусным варевом. Кое-кто ходил по кругу, прислушиваясь, а кое-кто даже обращался ко мне с вопросом, что, собственно, происходит.
Спор входил в достаточно развитую фазу, поскольку некоторые присоединившиеся противостояли антицерковным циникам. Упреки слышались там и тут, большинство из которых были мне уже знакомы: роскошество и лицемерие, скучные проповеди и изматывающие бесконечные собрания. Защитники церкви не могли не признать, что «некоторые слабые стороны есть», но как же не заметить то доброе, что производит церковь.
Вот тут-то я его и заметил: возраста непонятного, ему могло быть от сорока до пятидесяти, роста коротковатого — как говорится, метр с кепкой, темные вьющиеся волосы, и неухоженная борода, с проблесками появляющейся седины. Его выцветшая толстовка, джинсы, кроссовки и совсем не лощеный вид навели меня на мысль, что он похож на пережиток бурных 60-х, с тем только отличием, что не блуждал тут бесцельно.
Собственно, это и привлекло мое внимание — его твердое, целенаправленное шествие непосредственно к центру разгоревшейся дискуссии. Со стороны было очевидно, что он заметил толпу, нацелился на нее и медленно приближался, с настороженностью немецкой овчарки, уловившей подозрительный звук в ночи. Он прошел сквозь толпу, как нож сквозь масло, в одно мгновение, оказавшись в центре круга и оценив самых шумных возмутителей спокойствия. Когда его взгляд скользнул в мою сторону, я был обескуражен заключенной в нем силой. Он был глубокий и… живой! Я не мог оторваться. Он, казалось, знал то, чего не знал никто.