— Как Сумико?
— Ей не терпится вернуться в Токио. Отец говорит, Суми каждый день спрашивает обо мне. Думаю, она просто скучает по своим друзьям.
Он притянул Рину к себе.
— Ты надолго? Сколько у меня времени, чтобы любоваться тобой?
— До утра. Утром они возвращаются. Я тоже поеду в Мэгуро.
— Так скоро?
— Да, мне нужно быть с Суми. Я тоскую по ней.
Каитаро снял сумочку Рины, висевшую на спинке стула, и протянул ей. Но продолжал удерживать за ремешок, заставив молодую женщину удивленно вскинуть на него глаза.
Ничего, это ненадолго, — помолчав, сказала она. — А потом мы увидимся на Хоккайдо.
— Однажды ты придешь ко мне и останешься навсегда. И больше нам не нужно будет расставаться.
— Да, — вздохнула Рина. — Но сейчас я умираю от голода!
Каитаро рассмеялся и отпустил ремешок сумки.
Они вышли на улицу и направились в ближайшее кафе. Каитаро придерживал Рину за плечи. Они были вместе и почти свободны.
Позже, той же ночью, Рина сидела за столом в его комнате. Перед ней лежала черно-белая фотография, на которой они были изображены вместе. Она взяла ее обеими руками и поднесла к свету настольной лампы. Затем обернулась к кровати, где спал Каитаро. Во сне он был расслаблен и спокоен, даже привычная морщинка между бровями разгладилась.
Ей нравилась его открытость, когда они были вместе. Каитаро никогда не отгораживался от нее и становился абсолютно беззащитным. Его даже не страшило, что рядом с ним женщина, которая может нацелить на него камеру, пока он спит. Это было своего рода мужество. И настоящее доверие.
Рина оперлась щекой на согнутую в локте руку. Она дорожила этими моментами ночной тишины — подарком, который они получили совсем недавно: возможностью проводить ночи друг с другом. В последние месяцы, всякий раз, когда они разлучались, Рина позволяла воображению унести себя в эту квартиру. Она представляла, что маленькая студия Каитаро становится и ее домом тоже, ее фотографии висят на стенах, и во всем мире нет никого и ничего — только этот мужчина, письменный стол и кровать.
Теперь фантазия воплотилась в реальность, а скоро она станет подлинным миром Рины — миром, в котором рядом с ними присутствует и ее дочь. Как только им с Каитаро удастся подыскать жилье для всех троих, они станут настоящей семьей. Сумико будет с матерью. И больше им не придется расставаться.
Рина снова взглянула на лежащую перед ней фотографию. Это был снимок из задуманной ею серии «Сцены из частной жизни». Она сделала его здесь, в этой комнате, установив камеру на столе и направив объектив на кровать. Рина поставила таймер на десять секунд и пересела на край постели, возле Каитаро, который, закутавшись в одеяло, лежал лицом кетене. Внезапно он заворочался, перекатился на другой бок, и его рука легла на ее колени. Она подняла голову как раз в тот момент, когда раздался щелчок затвора, и оба они оказались навсегда схвачены в неповторимом мгновении времени: Рина смотрела прямо в объектив, в полумраке комнаты ее глаза казались темнее и больше; Каитаро получился немного не в фокусе, выражение лица безмятежное, а расслабленная рука лежит на коленях у Рины.
Рина осталась довольна: она стремилась передать настроение тепла и незащищенности, и ей это удалось. Одновременно на снимке присутствует нечто тревожно-хищное — ее пристальный взгляд, устремленный в объектив, который нацелен на спящего человека. И властный жест Каитаро, накрывающего рукой колени Рины, — кажется, даже во сне он заявляет свои права на нее.
Рину всегда привлекала черно-белая фотография — разоблачающее откровение картинки. Вы можете глубже заглянуть во внутренний мир человека, когда он смотрит на вас с монохромного снимка, где нет ни одной лишней детали, отвлекающей внимание зрителя. Рина смотрела на Каитаро: на снимке он накатывал на нее, как волна на берег.
За окном над городом занимался рассвет. Вдалеке прогрохотал монорельсовый поезд. Первые лучи восходящего солнца коснулись темного окна. Рина улыбнулась, вспомнив лица и глаза окружающих ее людей, чьи взгляды больше не страшили ее. Отныне любой, кому вздумается, может заглянуть в ее мир — пожалуйста, Рина не станет возражать, ей нечего скрывать.
Она поднялась из-за стола и прошлась по комнате в поисках сумочки. Открыла ее и, вынув блокнот, заглянула в свои заметки: какие покупки надо сделать сегодня по дороге в Мэгуро?
Убрав блокнот, Рина сняла футболку, скомкала и бросила в дорожную сумку. Теперь она стояла на фоне светлого прямоугольника окна, проникающие внутрь косые лучи солнца освещали ее обнаженные плечи, маленькие высокие груди, покатые ягодицы, обтянутые белыми кружевными трусиками, и босые ступни, крепко стоящие на деревянном полу. Рина потянулась к занавескам — шелковые разноцветные квадраты, сшитые в единое полотно, похожие на лоскутное одеяло. Она купила их для Каитаро на рынке. Симпатичные, ничего общего с теми тканями, которые она выбирала, обставляя квартиру в Эбису. Больше никаких обитых белой кожей диванов, светлых полированных шкафов и буфетов. Только эти цветные квадраты и тростниковая корзинка на письменном столе, доверху заполненная рулончиками с пленкой и готовыми фотографиями. Когда они с Каитаро вернутся с Хоккайдо и найдут новую квартиру, эти вещи переедут вместе с ними.