Так чем же «Центурион» так расстроил Сета? Пришло время вытащить сценарий из кейса и в конце концов прочесть, черт бы его побрал!
Шурша шинами, Кензи остановил свой «феррари» перед коттеджем Рейн. Он подошел к двери и нажал на кнопку звонка. После первых аккордов Пятой симфонии Бетховена Рейн отворила дверь. Беспокойство светилось в ее глазах.
– Какая неожиданность! Просто проезжал мимо? Он молча прошел мимо нее в гостиную.
– Я не могу сниматься в твоем фильме, Рейни.
Она резко повернулась к нему. В глазах застыло недоумение.
– Но ты обещал! Почему ты вдруг изменил решение?
Он колебался, соображая, как бы объяснить причину, не тратя много слов.
– Я только что прочел сценарий.
– Только что? Но у тебя было целых три дня! Вполне достаточно, чтобы прочитать, прежде чем подписывать контракт.
– Я был занят. И поверил тебе на слово, что сценарий хороший.
Ее лицо вытянулось.
– А теперь, когда ты его прочел, понял, что он барахло?
– Нет, Рейни, нет… Сет позвонил и сказал, что он в восторге от твоей работы. Но он считает, что участие в этом фильме может негативно отразиться на моей карьере. Поэтому я прочитал сценарий и понял, что не хочу играть эту роль.
– Но почему? – недоумевала она.
– Ты говорила мне, что Джона Рандалла подвергали пыткам. Но не упомянула, что над ним было совершено насилие… и не один раз. И что он влюбился в своего мучителя.
– Я говорила тебе, что его оскорбляли и пытали, но он вовсе не влюбился в Мустафу, – возразила она. – Все куда сложнее. И должно быть сделано художественно и более импрессионистично – в отличие оттого, как представляешь себе ты. Особенно сцены насилия. Так, значит, поэтому вы с Сетом запаниковали? Потому что нашему вечному герою-любовнику не положено изображать жертву?
Что он мог ответить на это? Он и в самом деле не собирается объяснять тот ужас, который испытывал, представляя свою абсолютную беспомощность, даже если это было всего лишь кино.
– Я просто не могу играть эту роль, – заявил он, стараясь держать себя в руках. – Как ты сказала, Рандалл – закомплексованный мужчина, играя которого, актер обязан показать совершенно особую область чувств. Я не лучший выбор для этого. Поверь. Если ты хочешь, я помогу тебе найти подходящего актера на эту роль. А я не могу и не хочу играть се.
– Но ты уже не можешь выйти из игры, Кензи. Все готово, чтобы начать съемки. – Она в упор смотрела на него. – Ты подписал контракт. Если ты не сдержишь слово, клянусь, я подам на тебя в суд,
– Ради Бога! И пошла к черту!
Ее лицо побледнело. Кровь отлила от щек.
– Ты нарочно согласился на роль, чтобы потом ускользнуть и поставить меня в безвыходное положение? Чем я заслужила такое отношение?
– Проклятие, Рейни! – выпалил он, злясь на нее, как никогда. – Что я сделал, чтобы ты могла думать обо мне так плохо?
– Ты хочешь, чтобы я ответила на этот вопрос? Господи, нет. Он не мог вынести напряжения, возникшего между ними. И тут он увидел слезы в ее глазах. Его непреклонная жена, которая никогда не плакала, разве что это требовалось для роли, готова была разрыдаться.
– Я не хочу спорить с тобой, Рейни, – вздохнул он. – И не желаю усложнять твою жизнь, я просто… не могу участвовать в этом проекте.
На какой-то момент она закрыла глаза.
– Актер – это человек, всегда готовый пойти на риск. Ты думаешь, я не знаю этого? Каждый раз, когда мы беремся за новую роль, она отличается от того, что мы делали прежде. Это все равно что прыгнуть с высокой скалы. Но роли, которые действительно заставляют нас расти как в профессиональном, так и в личном плане, именно те, что доставляют нам бездну страданий. Хотя ты никогда не играл человека, подверженного мукам и комплексам, как Джон Рандалл, я знаю, что ты сможешь сделать это, и притом превосходно.
– Расточать комплименты очень хорошо, но у каждого актера свой диапазон, что-то он может сыграть, а что-то нет. Я не могу быть Джоном Рандаллом. И дело не в актерских способностях, Рейни. Это не моя роль, и кончим на этом.
– Не верю, Кен. Некоторые из твоих ранних работ на Би-би-си содержат те ноты, которые нужны для Рандалла. – Она упорно смотрела на него. – Ты можешь сыграть его, Кензи, и я помогу тебе во всем. Если нужно что-то изменить в сценарии, ради Бога.
– Ты могла бы приглушить сексуальные сцены и чувства Рандалла к Мустафе?
Рейн вздохнула:
– Но это очень существенные моменты. Без них вся история потеряет смысл. Причина, по которой Рандалл так переживает, когда возвращается домой, заключается в том, что он открывает в себе такие противоречивые чувства, которые непозволительны в обществе. Убери это – и не будет кино.
– Тогда найди актера, который с радостью изобразит муки твоего героя.
Она робко улыбнулась:
– Если ты так переживаешь по поводу роли, то, значит, именно тебя и следует уговорить взяться за нее.
Едва сдерживая раздражение, он принялся бродить по гостиной. Рейни обставила дом в своем излюбленном очаровательном стиле с некоторой долей эклектики, но он был слишком маленький. Красиво, но очень душно.
– Ты не отдаешь себе отчета, о чем просишь.
– Возможно. Но по твоей реакции ясно, что это лежит вне твоей комфортной зоны. Что именно беспокоит тебя в этой истории? Что-то очень личное? Может быть, сознание, что тебе придется изображать такой ранимый характер под моей режиссурой? Или профессиональный страх, что ты провалишься?
Он не хотел, чтобы она продолжала копаться в личных причинах, хотя она угадала, что ему не доставляет радости мысль обнажать перед ней свои чувства. Она и так знала его очень хорошо.
– Профессиональный и личный дискомфорт. Сочетание особенностей этой роли и работы с тобой – это больше, чем я могу выдержать. Ты получила редкий шанс открыть для себя новые горизонты. Не упускай его, не зацикливайся на том, что я необходим тебе для успеха.
– Разумеется, необходим. Он повернулся к ней:
– Давай в открытую? Твоя уверенность, что только я могу сыграть Рандалла, не имеет ничего общего с нашим разводом?
Она вздрогнула, словно он ударил ее.
– Ты думаешь, что я все это затеяла, чтобы иметь возможность провести с тобой время?
Кензи неуверенно улыбнулся:
– Почему бы и нет? Впрочем, я не берусь утверждать, что понимаю работу твоего изощренного ума. Только ты можешь сказать это определенно.
Прикусив губу, Рейн размышляла над его вопросом.
– Будучи твоей женой, я лучше узнала диапазон актерских возможностей Кензи Скотта. Ничего удивительного, что я хочу, чтобы ты снимался в моем фильме. И не скрою, в глубине души я ощущаю радость от перспективы снова работать с тобой. Но иной раз мне хочется все бросить и убежать далеко-далеко…
Как всегда, ее невероятная прямота разрушила все его бастионы. Переменив тон, он продолжил:
– Потенциальный результат этой картины стоит того, чтобы работать вместе?
– Думаю, да. Иначе я не втянула бы нас обоих в это дело. – Ее изменчивые глаза были кристально чистыми, холодно-серыми, когда она отвечала ему. – Пусть все идет своим чередом, Кензи. День за днем… Не надо сразу думать обо всем фильме. За один съемочный день снимают всего несколько минут экранного времени, неужели тебя не хватит для этих нескольких минут?
Она была права. Строго говоря, если вопрос касается мастерства, то для того, чтобы вжиться в образ, требуется время, но это было выполнимо. Играть роль – не значит выворачивать себя наизнанку, и будет лучше, если этого не будет. Может быть, американские актеры чувствуют необходимость окунуться в холодную воду, прежде чем играть зимние сцены, но хорошо обученным английским лицедеям это ни к чему.
«Ты сам себя обманываешь», – шептал внутренний голос, к которому нельзя было не прислушаться, ведь он знал все его слабости. Он обманывал себя, но он разрывался между «да» и «нет». Желая помочь Рейни, он дал слово, не прочитав сценарий. Ему не приходило в голову, что эта история заставит его дрожать от ужаса.