- Ну как же, Яшенька, тебе, как никому, надо это знать. Мне бы только успеть...
И вздыхала трогая сухой ладошкой лоб внучки. А сейчас, взяв в руки деревянную кружку, Яша вдыхала этот аромат, так плотно связанный с её детством и вспоминала. Мёд, мята, липа, хвоя, что нежнозелёными молоденькими метёлочками появляется весной на увесистой еловой лапе, ромашка... Кислая нотка клюквы... Вытянув губы трубочкой Яша подула и осторожно отпила. Да, оно самое, только ещё что то терпкое. Явное такое послевкусие грецкого ореха. Вкусненько. И горяченько. Причмокивая и наслаждаясь каждым маленьким глоточком девушка поудобнее устроилась, оперевшись спиной на заботливо поправленную подушку. Ей что-то говорили бабушкиным голосом, мягко, будто уговаривали а она прислушивалась, ловя знакомые интонации, присматривалась.
Это определённо была старушка. Невысокая, чуть сгорбленная и судя по тонким запястьям, торчащим из широченных рукавов, сухонькая. Очень смуглая и совсем не чумазая. Бабушка всегда говорила, что со страху и котёнок медведем покажется. Улыбнувшись и благодарно кивнув старушке, Яша протянула кружку. Та взяла её и осторожно присев на краешек кровати уставилась в глаза. Яша тоже смотрела. Настороженно, изучающе. Они сидели и разглядывали друг друга так, как будто не виделись сто лет и сейчас пытались понять насколько изменились. Старушка и совсем молоденькая девушка. Страха больше не было, впрочем как и вопросов. В любом случае она подумает об этом как нибудь потом, когда будут время и силы всё это переварить. Яша хмыкнула. Прям как героиня любимого маминого романа. Что-то такое там с ней случилось и теперь она тут, в комнатушке с низким потолком и мягким полумраком, который очень осторожно и ненавязчиво рассеивал серый свет, крадущийся из маленького окошка у кровати. Уютный запах сухих трав успокаивал, подушка услужливо поддерживала спину, тяжёлое одеяло надёжно укрывало ноги, а пушистая перина возвращала в беззаботное сопливое детство, где ненадо было думать ни о чём серьёзном, а просыпаясь утром знать, что на столе тебя ждёт кружка вкуснейшего молока и свежий, волшебно пахнущий хлеб. Каждые каникулы. Будто путешествие в другой мир. Старая женщина протянула руку, осторожно заправила отросшую чёлку за ухо, которую Яшка давно хотела состричь, да всё руки не доходили, провела шершавыми пальцами по щеке, взяла за подбородок и взглянув строго, что то проговорила. Девушка шмыгнула носом и пожав плечами прошептала:
- Не понимаю... Ни слова...
Тогда та встала, взяла её за руку и потянула за собой в сторону двери.
- Ну ладно, добрая старушка - пробормотала Яша, свешивая ноги с кровати. - Ойёёёой, высоко-то как.
Ноги до пола не достали, а в глазах потемнело и единственная опора находилась сейчас под пятой точкой. Женщина отпустила её и терпеливо ждала, пока та отдышится, а девушка упёршись руками в кровать и зажмурившись, пыталась унять подступившую тошноту. Запричитав, старушка вышла из комнаты и скоренько вернувшись, протянула ломоть хлеба. Руки противно дрожжали и плохо слушались, но Яша взяла хлеб и вгрызлась в него, будто не ела целую вечность. Хлеб был чёрствый, чёрный, немного кислил и был ужасно вкусный. Сухой только, жевать и глотать было трудно. Старушка, посмотрев на её мучения, опять закудахтала, сватила кружку и почти телепортом метнувшись туда-сюда, протянула ещё одну порцию отвара. Кивнув Яшка принялась уминать хлеб, периодически прикладываясь к ёмкости. Наскоро подкрепившись она почувствовала себя лучше, потихоньку встала и сказала:
- Ведите меня..., ну куда Вы там хотели меня вести...
Неторопясь они вышли из дома. На небе опять висели две луны, а вокруг брильянтовая россыпь звёзд. И она бы восхитилась если бы не была так слаба. Свежий воздух наполнил грудь, выгоняя давящую дурноту из головы. Ветерок похолодил голые ноги и руки, разметал длинные пшеничные волосы. Старушка, глядя на это покачала головой, поцокала проводя рукой по своей голове, что то сказала сварливо и опять поцокала. Они направились к маленькому домику, что вжался в землю под гнётом времени до самого окошка. Крыша чуть съехала набекрень, а из трубы шёл седой дым, подсвечиваемый лунами и будто перетекающий из нежно розовых ладоней в уныло жёлтые. И всем своим видом домишко напоминал какого-нибудь лихого художника забулдыгу в берете и с папироской в зубах: А бабка на фоне всего этого, вдруг снова показалась какой-то нереальной и страшной.