- Бабушка Яга? - протянула Яшка, пытаясь справиться с бровями, которые поползли наверх и никак не хотели остановиться. Аж затылок свело.
Стало жутковато и почему то смешно. Полезли мысли дурацкие в голову, типа: " А ты что думала, в сказку попала!?" Старушка внимательно посмотрела на неё и ткнув в себя пальцем проскрипела:
- Ягва!
Казалось брови выше подняться уже не могут, а нет, смотри ж ты, продолжили путь к звёздам, а когда достигли предела и двигаться стало уже просто некуда, Яша повторив жест, с гордостью заявила:
- Марья Васильевна! Но Вам, добрая женщина, можно просто: Яша.
Вот и познакомились. Поглядывая друг на друга они вошли в домик. Пришлось пригнуться, а ещё она чуть не упала. Пол оказался порядком ниже земли, ровнёхонько утрамбованной дверью и ставшей твёрдой ступенькой. Это оказалась баня, светлая и чистая и совсем не маленькая, как показалось с улицы. Добротный сруб из толстенных брёвен, потолок невысокий, но и пригибаться ненадо. В деревне у деда с бабкой тоже была уютная банька и пахло почти так же. Дед любил можжевеловые веники. В углах стояли свечи, но света и так бы хватило, с таким количеством светил на небе, даже учитывая небольшое окошко под потолком. Старушка сняла с головы непонятно как нахлобученную шаль, которую Яшка со страху приняла за космы, открыв чёрные, без следа седины, короткие, торчащие сосульками, волосы. Принялась за лахмотья и по мере того, как исчезали слои одежды, вопрос: " В чём только душа держится?" - становился всё более актуальным. По итогу перед Яшей встал божий одуван, килограмм так в сорок пять живого веса и в тонкой чистенькой, но застиранной нижней рубахе. При ближайшем рассмотрении сосульки оказались дредами. Яша хмыкнула. Вот это бабушка Яга. Куда же она попала, если тут у бабушек дреды, смуглая, почти чёрная кожа и баня, так напоминавшая русскую баню в деревне. А старушенция, глянув окно, стала быстро раздевать девушку и сердито что то ворчать. По правде сказать, снимать особо было нечего. Яша не помнила в чём она сидела с Инкой на скамейке, а в чём оказалась свалившись бабке под ноги и не знала вовсе, не до одежды было. А сейчас Ягва сдёргивала с неё какую то хламиду, подвязанную расшитым красным поясом.
Немного стеснительно стало. Последний раз она стояла, вот так голышом, перед своей бабушкой. В бане. Это было в то лето, когда её забрали в деревню сразу после папиных похорон и это было её последнее лето в деревне. Дед умер в сентябре, бабушка ушла за ним почти сразу, в начале зимы. С тех пор много что изменилось. И Яша изменилась. Повзрослела.
Бабка наплевав на её скованность, потащила её в парную. Парилка удивила размерами. Большая, с добротой монументальной печью, обложенной камнями. Вокруг неё и вдоль стен висели пучки сухих трав, веники, веточки, палочки. Ещё Яше показалось, что она увидела лягушек, подвешанных за задние лапки, но тут же ришив, что померещилось и вообще не до них сейчас, прошла мимо. Густой пар в перемешку с ароматом гербариев подействовал сногсшибательно, да и Ягва, подведя её к стоящему посередине столу на толстенных ногах и такой же увесистой столешницей, стала жестами объяснять, что лечь ей надо на расстеленную на столе льняную простынь и вытянуть руки вдоль туловища. Яша рассеянно кивнула и улеглась.
Бабка поставила ей в ноги лохань, из которой торчал веник, слева от головы толстую свечку, что горела длинным пламенем и потрескивала от влажного воздуха, справа глиняный кувшин со студёной водой. Достав веник, Ягва принялась оглаживать им девушку, что-то наговаривать тихонько иногда переходя в напевы. Голос её, то становился низким, грудным, будто шёл из самых недр земли, то хриплым и каким то каркающим, а то вдруг тоненьким и звонким, как у ребёнка. И уже казалось, что не одна она ворожбу затеяла, а помощников у неё много и они взялись за дело дружно, сменяя друг друга на каждом долгом выдохе.
Яша не испугалась. Она помнила, нечто подобное делала её бабушка и тоже в бане. Правда парная была небольшой и укладывала она не на стол, а на полку. И в бане у них бывали только дети, взрослых не пускала под ворожбу. Когда просились - отказывалась и всё ворчала, что делать ей больше нечего, как чужую грязюку руками разгребать да в дом волочь. Строгая бывала шибко.
Глаза начали слипаться и уже чудилось Яше, что ни одни бабкины руки бродят по ней похлопывая, поглаживая и разминая, а и прохладные маленькие ладошки и мохнатые... Будто лапы. В какой то момент, почувствовав вдруг тяжесть на груди, она сонно разлепила веки и сквозь дрёму, державшую её, увидела огроменного чёрного кота с нереально жёлтыми лунами глаз. Кот смотрел на неё не моргая, а когда она сумела таки сфокусироваться на нём, подскочил, зашипел и шлёпнул её тяжёлой лапой по лбу. Это последнее, что запомнила Яшка перед тем, как вырубиться.