Не только природные территории были защищены; были восстановлены большие участки деградированных земель. «В конце 1980-х годов у нас был только 21 процент лесного покрова, но благодаря тому, что мы достигли, сейчас он составляет 52 процента».
Родрэгес рассказал мне, как этот впечатляющий результат был достигнут при одновременном повышении уровня жизни. «Когда лес был в самой низкой точке, ВВП составлял около 3600 долларов на человека; теперь, когда площадь лесов увеличилась более чем вдвое, ВВП на человека составляет около 9000 долларов ». И в энергетической сфере тоже был впечатляющий прогресс:« В 1985 году Коста-Рика производила половину своей энергии из возобновляемых источников, а половину - из ископаемого топлива. Двадцать пять лет спустя мы производим 92% из возобновляемых источников энергии ».
Родригес сразу же отмечает, что это не означает, что если лесной покров будет восстановлен и энергетический сектор станет зеленым, то доход на душу населения обязательно возрастет. Однако он говорит, что это действительно показывает, что природный капитал можно защитить и восстановить одновременно с достижением экономического развития. Это действительно важно подчеркнуть, поскольку многие правительства, очевидно, до сих пор не понимают или не верят в это.
А в Коста-Рике уважение к природе привело к совершенно новому экономическому и политическому мышлению. Родрэгес говорит: «Мы осознали, что без защиты здоровья экосистем не может быть долгосрочного экономического роста.
Каждый год мы проводим оценку экологического следа, включая экономическую и социальную информацию, чтобы узнать, как обстоят дела в нашей стране. Если мы сможем показать, что экономическое и социальное здоровье зависит от здоровья природы, то большинство политиков увидят аргументы, которые мы приводим. Это все о людях, а не о природе ».
Это своего рода интегрированная отчетность, применяемая к национальному государству, и сила этого очевидна в результатах, наблюдаемых в этой замечательной стране.
Коста-Рика вдохновляет тем более, что это развивающаяся страна. Я спросил Павана Сухдева, где он видит лидерство среди более развитых стран. «Я указываю на норвежцев», - сказал он. «Они потратили свои нефтяные деньги на общественное благо, например, пообещав по 1 миллиарда долларов Индонезии и Бразилии, чтобы помочь снизить темпы вырубки лесов. У них есть эти деньги, и они используют их на благо общества, делая все возможное, чтобы исправить внешние эффекты ».
Было бы трудно определить место моей страны, Великобритании, в той же категории лидеров, с недавним прошлым, но страна сделала важный шаг в 2011 году, опубликовав свою первую оценку Национальной экосистемы.
Это впечатляющее исследование, проведенное при поддержке правительства, привело к выводам, аналогичным многим выводам, изложенным в этой книге.
В нем указывалось, как природа предоставляет широкий спектр выгод, жизненно важных для Великобритании, подчеркивалось их огромное экономическое значение, а также отмечалось, что некоторые услуги находятся в упадке и что необходимы новые способы их сохранения. Ее детализация определила широкий спектр ценностей, связанных с экосистемами Великобритании.
Например, она оценила углерод, поглощаемый лесными массивами Великобритании, примерно в 690 миллионов фунтов стерлингов в год. Выгоды, полученные от улучшения качества речной воды, составили около 1 миллиарда в год.
Стоимость защиты побережья, обеспечиваемой водно-болотными угодьями, оценивается примерно в 1,5 миллиарда фунтов стерлингов в год. Стоимость внутренних водно-болотных угодий давала еще 1,3 миллиарда фунтов стерлингов в год.
В течение 2012 года я участвовал в проектах по консультированию правительства Великобритании о том, как лучше всего воплотить эту оценку в механизмы, которые позволят компаниям разрабатывать бизнес-стратегии, оценивающие и защищающие природный капитал. Хотя здесь много сложностей, нет никаких причин, по которым это не может работать. От изменений в налоговой системе до различных показателей экономической деятельности и от торговых схем до новых приоритетов в планировании землепользования у правительств есть ряд вариантов.
Один из подходов, вызывающих растущий международный интерес, - это «компенсация биоразнообразия». Эти механизмы основаны на идее достижения «отсутствия чистых потерь» природы, когда ущерб в одном месте компенсируется защитой или восстановлением в другом месте.
На момент написания существует тридцать девять национальных программ компенсации, ориентированных на идею отсутствия чистых убытков, и еще двадцать пять находятся в разработке.
Они сильно различаются по размеру и амбициям. В США, например, существует национальная программа «банкинга водно-болотных угодий», которая предлагает стимулы для создания новых водно-болотных угодий, чтобы компенсировать те, которые осушены. В Австралии в каждом штате действует схема отсутствия чистых убытков.
Целесообразно проявлять осторожность в отношении схем отсутствия чистых убытков. Некоторые из них создают сомнительные выгоды, и когда на рынке торгуют природой, могут быть непредвиденные результаты. Однако, если они используются в качестве крайней меры после того, как другие альтернативы были устранены, надлежащим образом регулируются и обеспечены эффективной прозрачностью, такие схемы могут сыграть важную и положительную роль.
Ричард Берретт - один из тех, кто видит реальный потенциал в экономических механизмах: «Существуют рынки, например, для замещения водно-болотных угодий, так что при повреждении одного из них создается другое, и люди могут покупать кредиты на водно-болотные угодья, если развитие наносит ущерб существующим. Это создает стимул для организаций восстанавливать водно-болотные угодья, чтобы можно было продавать кредиты.
Это уже рынок объемом 2–3 млрд долларов. То же самое можно сделать и с химическими веществами ».
Эти экономические механизмы, возможно, лучше всего рассматривать как мост через пропасть между нашим краткосрочным подходом и долгосрочными выгодами, которые дает природа. Доступно множество инструментов, и задача состоит в том, чтобы их можно было использовать в достаточном масштабе, что потребует лидерства и дальновидности.
Экономизм и религия
Чтобы идти дальше и быстрее, мы не должны упускать из виду наше культурное отношение к природе и осознавать, что дискурс выходит далеко за рамки дискуссии о конкретных экономических инструментах.
Возьмем, к примеру, значение, которое мы придаем углероду. По очевидным причинам мы считаем углерод в деревьях по большей части бесполезным, в то время как алмазы, сделанные из чистого углерода, обмениваются на огромные суммы.
У алмазов есть несколько промышленных применений, но, учитывая климатические преимущества углерода в деревьях, такая сравнительная оценка совершенно неверна. Экономическая ценность часто представляет собой скорее социальную выдумку, чем рациональную оценку того, в чем заключается реальная ценность.
Во время моего визита в парамо над Боготой в Колумбии, например, чтобы увидеть схему защиты водных ресурсов, мне рассказали, как улучшение ситуации с безопасностью в этой стране вызывает повышенный интерес со стороны международных горнодобывающих компаний, в том числе заинтересованных в разведке золота. Из-за недавнего финансового кризиса стоимость золота резко возросла, и горнодобывающие компании могут атаковать.
Но в то время как желтый металл вдохновляет инвестировать в его добычу целые состояния, водные и лесные системы, которые будут затронуты добычей полезных ископаемых, все еще пытаются найти такой экономический статус, который сохранит их нетронутыми, несмотря на их фундаментальное значение для человечества в силу многих факторов, которые они предоставляют.