— А простого… спирта нет? Нашего, медицинского?
— Уж чего-чего, а этого добра… — И Огурцов полез куда-то за шкафы.
— Вот, — сказал Огурцов, ставя на стол запыленную двухлитровую банку с «им, родимым». — Ну а что дальше-то было? Ведь за перфорацию стенки матки по головке врача всяко-разно не погладят, — спросил Огурцов, трудясь над закуской.
— А вот что было дальше, я не знаю. Вернее, не помню. Мне просто потом рассказали.
— В смысле? Как это не помнишь?
— А очень просто. Я в два ночи вышел из гинекологии. А со мной шел капитан милиции — он опрашивал в хирургическом отделении какого-то потерпевшего. И на меня набросились мужики, что стояли под окнами роддома. Их было человек пять-шесть, и пришли они к жене одного из них, что только что родила.
— Так, а ты здесь при чем?
— В общем-то ни при чем. В нашем городке тогда орудовал маньяк — это еще года за два до моего приезда. За это время он убил и изнасиловал несколько женщин. И вот когда на каталке санитарки покатили тр… тело моей Евы в морг, одна дура возьми да ляпни мужикам — вот мол, жертву маньяка везут в морг, а его самого сейчас менты выведут. Она-то сказанула это не подумавши, вообще не подозревая о присутствии в отделении милиционера. Вот когда мужики увидели меня с капитаном, то подумали, что я и есть тот самый маньяк, накинулись и так измордовали, что… Кстати, и капитану досталось прилично. Я без малого месяц в хирургии тогда пролежал — три дня без сознания, — и мою Еву хоронили без меня.
— Уголовного дела не возбуждали?
— Возбуждали, но через пару месяцев прикрыли. Я даже не знаю почему. Мне было все равно… И какой срок влепят, и вообще… Пойми меня… — сказал уныло Перчик и хватанул по второму.
Они некоторое время сидели молча. Сказать, что попивали спирт, — это было бы неправда. Все ж в такую духоту спирт — это явное извращение: так, пару раз лизнули. Просто сидели и думали каждый о своем. Огурцов — о той глубине эмоций и страданий, что пришлось перенести Перчику, и о том, что сегодня он этой болью поделился с ним. И еще Огурцов подумал, что острота боли у Перцева не притупилась и что сегодня он не смог с ней остаться наедине…
— По-моему, «уазик» во двор заехал. Не за тобой ли? — нарушив тишину комнаты, сказал, прислушиваясь к чему-то, Перцев.
— Все могет быть, — меланхолично ответил Огурцов. — Шмазик-«уазик»… — И тут же его меланхоличную речь прервала пара коротких звонков во входную дверь.
Огурцов быстро ее открыл и тут же порадовался тому, что заблаговременно надел штанцы: на площадке стояла следователь Неделина. Она вошла и, увидев Перцева, сказала:
— Толя, мои соболезнования. Самые искренние… Прими!
— А ты откуда…
— Так я же следователь. Я давно знала об этом, только молчала. Дима, собирайся, — повернувшись к Огурцову, сказала она. — У нас убийство.
— Где труп?
— В парке у речки… там, где заросли кустарника.
Огурцов стал натягивать одежду, разыскивать чемоданчик дежурного эксперта и, видя, что Перчик не одевается, вопросительно глянул на него.
— Если ты не против, посижу один. Так лучше думается. Не против?
— Да нет, конечно. Вот — холодильник. Там пошарься, закусон, может, найдешь. Поехали!
И они пошли вниз, туда, где у подъезда, бесшумно разбрасывая в темноту синие проблесковые лучи, стоял милицейский «УАЗ».
Глава 2
— Ты бы еще сирену включил, — сердито сказала майор Неделина. — Представляешь, сколько людей от этих всполохов проснулись! Поехали! Хватит демонстрировать свою крутизну ночному двору.
— Да я… — вякнул было водитель, но Наталья так рыкнула на него, что «уазик» — по крайней мере так показалось Огурцову! — с места метров на пять вперед сразу же скаканул. Пока ехали, Наталья посвятила Огурцова в обстоятельства. Труп мужчины обнаружился в густых кустах у реки. На него случайно наткнулась парочка молодых людей. Они искали уютное и уединенное местечко для… Тут она, чисто по-русски, сказала, для чего именно. Вроде документов на трупе не обнаружили, а из повреждений патрульные увидели огнестрельную рану на лице. Пока сообщались эти нехитрые сведения, машина подкатила к парку, и они пошли пешком. Там их встретил участковый и сказал:
— Как-то неуютно здесь одному… Так и кажется, что из темноты кто-то на тебя глядит.
— А где все? Криминалист? Опера? Участковый? Что за бардак. А свет? Здесь же ни черта не увидишь.