Выбрать главу

— Так надо что-то делать… пресса… жаловаться…

— А вот это — не наше дело! — жестко сказала Неделина. — Мы, милиция, свое дело сделали: убийцы пойманы, покушение на убийство пресечено, а бороться с «народными избранниками» — увольте… Да и не милицейское это дело. Вот так.

После этих слов настроение у всех резко испортилось. Еще немного посидели на скамеечке у входа — благо было тепло. Когда собрались расходиться, зазвонил телефон:

— Дмитрий Иванович, вы где?

— На работе, а что?

— У нас ЧП. В камере ИВС повесился один из обвиняемых в попытке покушения на убийство. Майор Неделина не у вас, случайно?

— Случайно у меня, — и отдал ей трубку. Наталья послушала несколько секунд и, отдавая трубку Огурцову, тоскливо сказала:

— Вот и все! Если до сего момента существовала хоть теоретическая вероятность прижать этого… Папу, то теперь и ее не осталось. Быстро сработано… Четко.

* * *

В тот пятничный вечер доктор Огурцов прибыл домой — вернее, его привезли — чуть тепленьким. Когда он немного проспался и часов в 10 вечера пошел в ванну отмокать, услышал бодрый голос телевизионного диктора:

— …Строить будете для детей в новом месте, Олег Анатольевич?

— Да, — раздался хрипловато-властный голос. — Дети — наше будущее, и мы обязаны их обеспечить в первую очередь.

— Но ведь те дома еще в очень неплохом состоянии, насколько известно редакции?

— Знаете, — и в голосе его впервые звякнул металл давнего урки, — мы выиграли тендер по продаже этого земельного участка, и нам теперь никто не запретит построить там еще лучшие строения. Дети — это…

Судмедэксперт Огурцов повернулся и шагнул в ванную. Там, открыв кран, лег в горячую воду и блаженно прикрыл глаза.

«И какого лешего нажрался?» — подумал он и задернул занавеску, чтоб голоса народного избранника совсем не было слышно.

Отцы и дети

И под божественной улыбкой,

Уничтожаясь на лету,

Ты полетишь, как камень зыбкий,

В сияющую пустоту…

А. Блок

Глава 1

Была почти полночь, но доктор Огурцов изнывал от жары. Вернее, не от жары, а от невыносимой духоты. Почти часовая попытка заснуть привела к полному и неоднократному скручиванию простыни в жгут и превращению этого лежбища в промокшие от пота тряпки. Огурцов, в конце концов плюнув на сон, встал и вот уже полчаса разгуливал по квартире в роскошных сатиновых — семейных, как их иногда называют, — трусах. Все окна были раскрыты настежь, и через них в комнату сочилось жаркое дыхание самой короткой ночи в году. Доктор расхаживал по квартире и, попивая малюсенькими глоточками крепчайший холодный чай, думал о предстоящем отпуске. До его начала осталась ровно неделя. Хорошо супруге — она уже уехала, а он здесь один, раскисает в сумасшедшей жаре.

— Вроде завтра обещают до плюс сорока в тени, — сказал он негромко и, ругнувшись, вышел на балкон. Ночь была темной, беззвездной и безлунной. Он постоял пяток минут на балконе — там хоть некое подобие ветерка ощущалось. И, глотнув напоследок чай, собрался было идти спать, но во двор их трехэтажек, осветив его ярким светом, заехала машина.

«Скорая помощь», — сразу понял он. — И немудрено! При такой-то жаре… Точно гипертонический криз у кого-то… а то и инфаркт».

Однако это оказался никакой не Криз и тем более не Инфаркт, а господин Перцев собственной персоной. Это он нагло использовал казенную машину в личных целях. Вопреки обыкновению был Перец весьма тих и печален.

— Я так и думал, что ты не спишь, — сказал он Огурцову. — Можно я побуду у тебя?

— Да ради бога. Можешь даже переночевать. Я все равно один.

— Я знаю… Выпить, конечно, не нальешь? — уныло спросил Перчик.

— Почему не налью — вот, пей сколько хочешь, — ответил коллега и протянул ему свою кружку с чаем. Перцев взял и машинально глотнул черное содержимое.

— И как ты такую гадость пьешь? — отплевываясь, спросил он. — Ведь это голимый чифир… Да еще на ночь? Разве так можно? А еще врач! — И, проходя на балкон, сказал: — Кстати, ты мне давно обещал рассказать про это, — и он кивнул на массивную кружку в руке Огурцова, — и поделиться его «полезными» свойствами.

— Обещал — расскажу! Не ложиться же баиньки в потное простынное море.

И когда друзья устроились на балконе, Огурцов начал рассказ:

— Чифир, то есть очень крепкий чай, полезен. Правда, я узнал об этом позднее. А все начиналось так. Я, как ты знаешь, после школы поступил учиться в политех, но быстро и отчетливо понял, что технические дисциплины не для меня, и поэтому бросил институт и подался искать свое счастье в рядах Советской армии, однако в военкомате мне дали от ворот поворот: приходи в мае, когда призыв начнется, а пока водочки на воле попей. Шагом марш, скомандовал старшина, и я пошел работать на стадион — трибуны подметать. Бригада наша состояла из десятка человек разного возраста. И среди них был дядя Саша, мужик уже хорошо под шестьдесят, причем половину из них он отсидел. Был он всегда молчалив и несуетлив. Когда у нас выпадало свободное время типа перекура или даже обед, он ел со всеми. Из общего, так сказать, котла, а вот чай… Чай он запаривал себе индивидуально. Я, конечно, считал, что и сам легко его попью — все ж мы по тайге с друзьями болтались, как говорится, с младых ногтей, и поэтому считал себя завзятым таежником и самонадеянно думал, что о чае знаю все. Однако питье старого сидельца — это было что-то! Если провести аналогии со спиртными напитками, то его чай был чистым и неразбавленным спиртом, а мой — пивом, причем пивом, в которое плеснули водички, — хохотнув, сказал Огурцов и, глянув на Перчика, спросил, помахав у того ладонью перед глазами: — Эй, друг! Ты меня слышишь?