— Значит, работаешь?
— Тоже нет. Давай долью, — предложил Аркадий, берясь за бутылку.
— Спасибо, не надо, — возразил Вадим, решительно отодвигая рюмку. — Нельзя мне.
— Брось.
— Нет, не могу. Ты выпей один. У меня еще дело одно, понимаешь…
— Вот как? Ладно, вольному воля.
Аркадий залпом опорожнил рюмку, заметно опьянел.
— Работал контролером на заводе, попал под сокращение. Третий месяц сижу на этой несчастной отцовской полтысяче. Не хочется без разбора совать шею в петлю, а подходящего ничего нет.
— Не скучно без дела-то?
— Скучно. И на работе скучно, и без работы. Не удалась мне жизнь…
«Прикидывается?» — подумал Вадим и пристально посмотрел на друга.
Нет, не прежним выглядел Аркадий. Раньше времени поредели красивые вьющиеся волосы, две залысины заметно выделяются надо лбом. Брезгливо опустились углы рта. Беспокойно, угрюмо и как будто неуверенно глядят черные цыганские глаза.
— Тебе-то не удалась? Все условия: и учиться можешь, и что хочешь… — начал было Вадим.
Аркадий не слушал и грустил, похоже, искренне. «Может, потому и не удалась тебе жизнь, что все имел», — подумал Вадим.
— Жениться-то не думаешь?
Аркадий долго и странно посмотрел на друга, точно хотел открыться в чем-то, но вместо этого снова потянулся к бутылке и резко бросил:
— Нет, не думаю. — Он жадно выпил. — Можно и без этого прожить. Есть такие девочки… Я тебя познакомлю.
Вадим вдруг почувствовал, что Аркадий пьян. И что вовсе они не друзья — чужие, разные люди, которые когда-то давно были мальчишками. Хорошими, хоть и озорными, мальчишками. Ему стало жаль прошлого.
— Я пойду, — сказал Вадим и встал.
Аркадий поймал его за руку, усадил снова.
— К девчонке? Брось. Подождет. Ты думаешь — это любовь? Я сам так думал. Никакая не любовь, обман все. Женятся, разводятся… Или грызутся всю жизнь, как мои предки.
— Не все так, — возразил Вадим. — Может, ты ее не знал, любви…
— А ты — знал?
Вопрос прозвучал завистливо, почти зло. Вадим не ответил.
— Ну, спасибо тебе, — сказал он. — Мне пора.
— Ладно, иди, — согласился Аркадий. — Жить будешь у меня.
— Не беспокойся, — сухо сказал Вадим. — Я устроюсь, у меня тут знакомые.
— А я кто? — обиделся Аркадий. — Я тебе не друг?
Аркадий сделался приветлив, от души упрашивал Вадима остаться у него. Вадим подивился, как быстро меняется его настроение. Потом подумал, что Аркадию, наверное, очень одиноко в этой богатой квартире, и сдался.
— Ладно, — сказал он, — несколько дней поживу. Устроюсь на работу — перейду в общежитие.
Аркадий обрадовался.
— Давно бы так. Ты что ж, в солдатском и пойдешь? Постой, хоть одеколоном побрызгаю. Не имеет значения? Чудак! Для девчонок только это и имеет значение. Ну-ну, не хмурься. Твоя — не такая, как все, особенная, как же!.. Ступай. Желаю успеха!
3
«Да, особенная», — мысленно продолжал Вадим разговор с Аркадием, быстро вышагивая своими длинными ногами по родной улице.
Она не изменилась, эта просторная окраинная улица с деревянными подгнившими тротуарами и засохшей на дороге грязью. Освещенная осенним солнцем, она тиха и пустынна, ни одного прохожего, только две девочки у края дороги играют в классы.
Вадим невольно ускорил шаги, увидев низенький, вросший в землю домик, над которым раскинул ветви высокий тополь. От этого тополя в комнате всегда было полутемно. У ворот еще стояла покосившаяся скамейка — мать любила сидеть здесь по вечерам. Вадим представил ее себе, худую, сутулую, в темном платье, и на миг даже мелькнула нелепая мысль: вдруг появится сейчас из ворот? Захотелось войти в дом, но он тут же раздумал. Зачем? Незнакомые занавески висят на окнах, чужие люди живут теперь под этой крышей…
Он прошел еще немного и остановился перед другим домом, который был выше, новее и крепче. Здесь жила Соня.
Вместе с теткой она переехала сюда незадолго до призыва его в армию. Однажды, возвращаясь с работы, Вадим увидел грузовую машину с вещами. Худенькая девушка и какая-то немолодая женщина беспомощно возились с диваном, не зная, как снять его с машины, а шофер сидел на обочине канавы и, отвернувшись, курил.
Вадим подошел, молча помог сгрузить и внести в комнату вещи.
Так они познакомились.
Домой к Соне Вадим почти никогда не заходил, его стесняла угрюмоватая старая дева, Сонина тетка, но по вечерам они иногда сидели вдвоем на скамеечке или шли прогуляться. Соня была не по годам серьезна, и темы разговоров все выбирала высокие: о подвигах, о смерти, о любви. Вадим сначала посмеивался над неоперившейся ее мудростью, а потом как-то незаметно стал относиться к Соне по-иному, скучал без нее и сам назначал свидания.