Дэвид Гилмор
Что сказал бы Генри Миллер…
ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА
Пару лет назад мой сын заглянул ко мне как-то днем заморить червячка. Обычно мы так встречаемся с ним раз или два в неделю. Задача вести его по жизни — или, по крайней мере, думать, что я этим занимаюсь, — уже давно передо мной не стоит, как и его следование моим пожеланиям. Ему уже перевалило за двадцать. Теперь мы обычно просто рады возможности поговорить друг с другом. Мы с ним вовсе не друзья; мы — отец с сыном. Это немного разные вещи, но так оно и должно быть.
Так вот, когда мы с ним на кухне обедали, он спросил меня, о чем я тогда писал. Я сказал, что работаю над книгой о том, как пережить разрыв отношений с женщиной, и в общих чертах рассказал ему о своей задумке. Он вежливо выслушал меня, потом заметил:
— Это жуткая мысль, пап. У тебя ведь все книги об этом, да?
Если удается дожить до такого дня, когда дети начинают тебя критиковать, становится немного не по себе. Плохого в этом ничего нет, но это немного странно.
— О чем же, тебе кажется, мне надо тогда писать? — спросил я его.
Он немножко подумал, положил бутерброд на тарелку и произнес:
— Почему бы тебе не написать книжку о тех трех годах, когда после того, как я бросил школу, мы смотрели с тобой кино? Отличное это было время. И назвать бы ты ее мог, знаешь как? Сейчас, погоди… Назови ее «Киноклуб».
Как вы понимаете, мы с сыном поменялись ролями. Теперь он высказывает мне свои пожелания, и, если мне хватает сообразительности, я им следую. На этот раз я поступил именно так.
~
Посвящается Патрику Крину
Мне ничего не известно об образовании, кроме одного: самая большая и самая существенная трудность, известная людям, по-видимому, связана с тем, как воспитывать детей и как им давать образование.
ГЛАВА 1
КАК-ТО НА ДНЯХ Я ПРИТОРМОЗИЛ НА КРАСНОМ СИГНАЛЕ СВЕТОФОРА и увидел, что мой сын выходит из кинотеатра. Рядом с ним шла его новая подружка. Кончиками пальцев она держала его за рукав куртки и что-то нашептывала ему на ухо. Я не разглядел, какую они там смотрели картину, — яркую вывеску над входом в здание скрывала густая крона раскидистого дерева. В тот момент я вдруг поймал себя на том, что почти с болезненной тоской вспоминаю те три года, что мы провели вдвоем — только сын и я, — просматривая фильмы, беседуя на крыльце; это было волшебное время, которого отцу обычно так не хватает в жизни уже почти взрослого ребенка. Сейчас я вижусь с ним реже, чем тогда (так это и должно быть), но то время было просто замечательное. Для нас двоих те годы стали большой удачей.
Когда я сам был мальчишкой, мне казалось, что есть такое место, куда попадают плохие ребята, когда их выгоняют из школы. Оно должно было находиться где-то за краем земли, как кладбище слонов, только там полным-полно тоненьких белых мальчишечьих косточек. Вот почему, я уверен, меня до сих пор мучают ночные кошмары, когда снится, как я готовлюсь к сдаче экзамена по физике, как судорожно, с нарастающей тревогой листаю страницы учебника, где речь идет о векторах и параболах, потому что никогда раньше обо всей этой галиматье я вообще не имел никакого представления!
Тридцать пять лет спустя, когда оценки моего сына в девятом классе стали неуклонно ухудшаться, а в десятом он вообще скатился в категорию неуспевающих, я испытал нечто похожее на двойной ужас. Во-первых, потому что это происходило на самом деле, а во-вторых, из-за тех воспоминаний, которые так прочно засели у меня в памяти. Я поменялся жильем с Мэгги, моей бывшей половиной («Мальчику надо жить с мужчиной», — сказала она мне). Я переехал к ней в дом, а она — в мой лофт[1], слишком маленький, чтобы там мог постоянно обитать тяжело ступавший парень под два метра ростом. Мэгги все это затеяла, подумал я тогда, чтобы его домашние задания вместо нее делал я.
Но это не помогло. Каждый вечер я неизменно задавал своему сыну Джеси вопрос:
— Это все, что тебе задали на дом?
И он с неизменным энтузиазмом мне отвечал:
— Да, пап, это все!
Когда в то лето Джеси на неделю уехал к матери, в его спальне я нашел около сотни разных домашних заданий, которые он рассовывал по всем щелям, куда их только можно было спрятать. Получалось вроде бы, что школа делала из него жуликоватого врунишку.
Я поговорил с Мэгги, и мы послали его в частную школу, из которой иногда по утрам нам звонила смущенная секретарша и спрашивала: