— Почему сидишь в темноте? — спрашивает он, ослабляя галстук, но не сводя с меня глаз.
— Как дела? — игнорирую его вопрос, потому что дать формулировку своему состоянию и чувствам я просто не в состоянии.
— Устал. Прости, что не предупредил — на работе было много дел. Ванесса всё время крутит носом и из-за этого Хлоя сама не своя, — супруг переходит на кухню, соединённую с гостиной, и достаёт из холодильника бутылку воды, а я слушаю его, но не могу вспомнить, кто такие эти Ванесса и Хлоя. Вроде как, первая — начальница мужа. — Давай не будем о работе. Фибби спит?
— Да, она уснула… — я перевожу взгляд на настенные часы и испытываю ужас, ведь сейчас около двенадцати ночи, а уложила дочь я к девяти.
— Ты ужинала? — интересуется Гарри, вновь заглядывая в холодильник, в котором нет ничего, кроме детских баночек с пюре и соком.
Пока другие матери заботятся о натуральном питании своих детей, я скупаю в магазине всю готовую продукцию, чтобы не тратить время на приготовление овощного пюре. Даже не помню, когда в последний раз готовила что-то сама. Да, я не только отвратительная мать, но и ужасная жена.
— Я ничего не приготовила.
Чувство голода у меня нет вот уже как три года, а еда не приносит мне былого наслаждения. Ем только потому что организм требует, не более.
Гарри оборачивается ко мне, мы встречаемся взглядами и я ожидаю, что он разозлится, но этого не происходит.
— Ты не ела?
Вот он — мой муж. Думает обо мне, но не о себе. Мамочки, живущие в нашем районе, восхищаются Гарри, считая его идеальным мужем и отцом. А меня это раздражает. И я не знаю почему. Возможно, такое отношение мужа вызывает во мне чувство немощности.
— Не ела, — отрезаю, переводя взгляд на выключенный телевизор.
— Тогда закажу чего-нибудь.
— Как хочешь, — пожимаю плечами и встаю с дивана, чтобы отправиться спать, ведь компания супруга мне неинтересна и тягостна.
***
День благодарения — ненавистный мне праздник, как и Рождество, и другие праздники, когда мы вынуждены ехать к родителям Гарри. Для меня это пытка, ведь я вынуждена выслушивать, какой ужасной матерью и женой являюсь. Не могу поспорить с этим по двум причинам: во-первых, это правда; во-вторых, не в состоянии противостоять родителям мужа.
На протяжении всего дня я то и дело, что готовлю, пока Джемма — сестра Гарри — в буквальном смысле ничего не делает, как и Миссис Стайлс. Не успев сделать одно, свекровь просит сделать другое, а когда Гарри единожды приходит на кухню и предлагает помощь, его выгоняют со словами: «Уйди, не мужское это дело — на кухне кашеварить!». Супруг уходит, бросив напоследок сочувствующий взгляд, но я не реагирую на это, ведь предчувствую последующие упрёки его матери, что и происходит. Нахваливая сына, она намекает, что я недостаточно хорошая хозяйка, раз уж он лезет в женскую обитель.
К концу дня, когда мы садимся за стол, я чувствую себя вымотанной. Из-за готовки мои волосы и одежда пахнут едой, а во рту до сих пор неприятный привкус специй. От вида еды воротит, поэтому пока все разговаривают между собой, наслаждаясь праздником, я ковыряю вилкой кусок индейки, про себя мечтая уехать домой. Иногда поглядывая на супруга, чувствую обиду: за то, что привёз меня сюда, подвергнув всем этим пыткам; за то, что у него такая противная мать и даже за то, что мы когда-то познакомились. Гарри кажется довольным. Конечно, ведь весь день он провёл в компании отца и супруга Джеммы, пока я разрывалась между кухней и Фибби.
— Эбби, посмотри, как Фибби заляпалась, — голос свекрови выводит меня от размышлений и я смотрю на перепачканную в пюре дочь.
Чувствую раздражение, ведь новый свитер, что сейчас на дочери, заляпан не меньше, чем её лицо. Хочу взять салфетку, но Гарри опережает меня. Аккуратно вытерев детское лицо, ладошки и даже одежду, он забирает Фибби к себе на колени и принимается кормить её самостоятельно.
— Так странно, что ей три года, а она до сих пор плохо пользуется столовыми приборами, — вставляет свой комментарий Джемма, из-за чего злость во мне начинает бурлить. Прикусываю внутреннюю сторону щеки, чтобы сдержать колкость.