Подойдя со стороны сада, я поставил ближе к окну, вверх дном, пустую двухсотлитровую бочку, предназначенную для воды, и взобравшись на нее вскоре оказался на подоконнике дома. Форточки были открыты, благодаря чему, протиснувшись через нее, я вполне дотянулся до нижнего шпингалета, вздернув его вверх, а затем, проделал обратное движение с верхним. Гостеприимно раскрывшееся окно открыло мне вход в дом. Не знаю, насколько часто, но оказалось, что у хозяина дома, тоже случаются срывы. Во всяком случае одна пустая бутылка из-под водки, и вторая опустошенная наполовину. Говорили именно об этом. А дрыхнувший без задних ног хозяин, только подтвердил эту версию. Сон его был конечно сладок, но я на всякий случай откачал у него часть энергии, тем самым погружая его в более глубокие дали. Чисто на всякий случай, а то вдруг проснется, тем более, что судя по наполненному сверх всякой меры мочевому пузырю, долго он бы не пролежал. А так поспит еще, да и я слегка надавив в нужном месте, помог ему облегчиться. После чего, на его лице появилась блаженная улыбка и он даже зачмокал губами, как бы благодаря меня за благородный поступок. В ответ, я мысленно пожелал ему спокойной ночи и отправился побродить по дому.
Дом оказался не очень большим, всего на всего две комнаты и крохотная кухонька. По убранству тоже все напоминало эдакую холостяцкую берлогу. Причем берлогу, содержащуюся в образцовом армейском порядке. Сейчас правда этот порядок кое-где был слегка нарушен загулявшим хозяином, но в остальном чувствовалась строгая рука, педантичного советского старшины. В зале стояло два невысоких шкафа, один представлял собой сервант с застекленными дверцами сверху, за которыми виднелась расставленная, как на военном параде посуда. В центре серванта у дальней стенки находилось два графина, носиками друг к другу, чуть ближе две высокие хрустальные вазочки, еще ближе вазочки поменьше, а у самых дверец набор перечниц и солонок в количестве четырех штук на одной подставочке. По обеим сторонам от этого выставленного строго по ранжиру посудного войска, находились чашки с блюдцами выставленные попарно, и оканчивающиеся у дальней стены высокой сахарницей слева, и похожей на нее вазочкой с небольшим носиком справа.
На нижней полке была выстроена столовая посуда, точнее говоря столовый сервиз на шесть персон. Тут была и фарфоровая супница, и несколько мелких вазочек для разного рода соусов и салатов и восемнадцать тарелок, вставленных одна в другую по три разного калибра и распределенных по всей оставшейся площади серванта. Ни единой пылинки внутри не наблюдалось. Справа от застекленной части серванта находилась дверца, открыв ее сразу же возникло желание забрать оттуда все, что там находилось. И если бы я в этот момент жил в том же доме с родителями, наверное, так бы и поступил. Но увы, тащить все это богатство в приют, было просто глупо. Но тем не менее я отметил для себя несколько позиций, и срочно отправился в другую комнату, искать хоть какую-то сумку. Почему отправляясь сюда я не взял свою? Вот как-то вылетело это из головы и все.
Сумки я не нашел, но зато обнаружил обычный солдатский вещмешок, что было даже гораздо лучше. Мешок был далеко не новым, и потому я надеялся на то, что он не привлечёт к себе большого внимания. Вернувшись обратно к серванту, я извлек из бокового шкафчика две упаковки черного грузинского чая высшего сорта в таблетках. Когда-то слышал, что этот чай заваривается лучше других, и всегда имеет хороший вкус и аромат. Вот только ни разу не видел его в магазинах. Но раз его хранит у себя старшина «Плюшкин», думаю он наверняка будет хорошим. Кроме чая в мешок сразу же ушли две банки кофе со сгущённым молоком и столько же банок с чистой сгущенкой. Конечно количество банок в шкафу было значительно большим, но мне нужно было еще донести все это до приюта, и не привлечь к себе излишнего внимания. Поэтому брал по минимуму. Не удержался и от пары банок со свиной тушенкой, и нескольких с сардинами и скумбрией в собственном соку. В общем взял, каждой твари по паре, как тот Ной. После чего, добавил ко всему этому только бутылку «Московской» Сегодняшний воспитатель принимал подобные подношения с радостью, и прекрасно помнил, кто и когда ему приносил, что-то подобное, что очень хорошо сказывалось на последующих увольнениях.