А кто сказал, что сторож обязан еще и поливать деревья лагеря? Разумеется, часть посадок поморозилась зимой, все же в горах и летом-то не слишком жарко, а зимой тем более температура падает много ниже нуля, часть подсохла на корню, и была вырублена местными жителями. Очень даже возможно тем самыми сторожем. В итоге к весне, точнее к лету, когда в лагере вновь появилось начальство, ожидающее заезда очередной партии отдыхающих. Пришлось организовывать новые посадки зелени.
Собранные из деревянных щитов бараки, конечно были слегка обновлены, то есть покрашены, подремонтированы, но фактически остались все теми же полуразвалюхами, в которых и в первый-то год дуло изо всех щелей, а сейчас тем более. Вдобавок ко всему, нас расселили как мне кажется по самым неказистым баракам. Разумеется, аварийными их было назвать нельзя, но тем не менее, скажем в некоторых окнах в щели между рамой и створками окна, свободно пролезал палец. А ни какие обогреватели в жилых помещениях предусмотрены не были. Зачем? На дворе лето и дневная температура порой доходит до двадцати пяти градусов. То, что ночью она опускается порой до пятнадцати, и ниже, об этом как-то не подумали, или может решили, что предусмотренные одеяла не дадут замерзнуть.
Кормили здесь разумеется гораздо лучше, чем в приюте, скорее за счет того, что из восьми отрядов отдыхающих четыре считались «Чистыми». Что это значит? А все простою «Чистые» это те, кто живет в обычных советских семьях. Разумеется, вслух это слово не произносилось. Скорее это был так называемый «лагерный жаргон» имеющий место среди воспитанников приютов. В лагере, помимо нашей школы-интерната были воспитанники одного из детских домов Андижана. И хотя за счет присутствия «чистых» кормежка была более разнообразной и, наверное, даже вкусной, но в тоже время, имел место официальный запрет на личное общение.
Другими словами, мы должны были вариться в собственном соку, общаясь среди своих, приютских, детдомовских, и не подходить на пушечный выстрел к «семейным» Еще как-то группа с группой, такое общение не вызывало нареканий, ведь проводились какие-то соревнования, были организованы кружки по интересам, в общем дело куда приложить руки, всегда находилось. Вот только ни о какой дружбе вне своих, речи не шло. Нам тут же было приведено несколько примеров, говорящих о том, что в случае какого-то инцидента, виноватыми выставят в первую очередь именно нас. В прошлую лагерную смену, у какой-то девочки пропали наручные часы. А ее видели с одним из наших воспитанников. В итоге обвинили в краже именно его. И хотя в итоге, в конце смены, часики обнаружились у одной из ее подружек, было уже поздно. Как в том еврейском анекдоте, когда «ложечки обнаружились, но осадок остался». Или, например, подрались два пацана, а виноват оказался тот что жил в детском доме. Поэтому и сразу же предупредили.
— Все общение только на людях, и никаких личных контактов.
По сути оно и верно, дети все равно не несут почти никакой ответственности, а вот воспитателям терять из-за их конфликтов премии или выслушивать нотации совсем не интересно.
Я прошелся по местным кружкам и понял, что ничего интересного в них для меня нет. Ну, какой прок драть горло изображая песни в хоре, рисовать шары и кубики в художественном кружке или собирать деревянные планеры оклеивая их калькой, а после запускать в небо. В местной библиотеке были только детские книжки, большей частью про пионеров-героев и про войну. Встречались повести Катаева, Гайдара стихи Корнея Чуковкого и Самуила Маршака, и в общем-то все. Одним словом, ничего интересного, я там для себя не нашел, пожалев, что не взял с собой хотя бы пару книг из библиотеки старшины. Мячи для футбола или волейбола, выдавались нам, только для соревнований, а сидеть на трибуне и с тоской глядеть как на поле играют «чистые», было не по мне. Несколько раз чуть было не подрался, по пустяковым спорам, с теми же чистыми, и едва избежал драки использовав свои умения. Это было лучше, чем потом краснеть перед воспитателями, за учиненную именно мной ссору. Чистые — всегда правы. Это закон.