Кто-то опять посмотрел на нее. Наверное, ее окно светилось как светлячок в черном небе и манил их взгляды. В груди что-то екнуло, и появилось ощущение далекой щекотки, предвестницы необдуманных ее поступков.
— Последний раз, — тихо произнесла она и задумалась над своими словами. — Нет, пора заканчивать с этим… Но… — она отвернулась от окна, подошла к столику и включила настольную лампу. — Нет, — еще раз сказала Вера Степановна и пошла в коридор.
По пути она выключила верхний свет, он ее стал раздражать, будто и правда в витрине магазина, а она — живой манекен.
— Последний раз, — тихо произнесла Вера и на ходу расстегнула бледно-розовый пиджак.
Униформа — это не красота, а необходимость. Ее носят все, продавщицы, полицейские, стюардессы и врачи. Она не исключение, корпоративные правила. Вера была не против, и в этом можно найти свою прелесть.
Вера аккуратно повесила пиджак на плечики. Стараясь не смотреть в окно, прикоснулась к пуговицам блузки. Секундное замешательство.
— Последний раз, — а у самой уже играло воображение, и эта ощутимая в груди щекотка. Еще несколько минут и тогда…
Ее пальцы расстегнули первую пуговицу. Шаг сделан, осталось закончить. Подойдя к зеркалу и смотря на свое немного растерянное лицо, Вера стала расстегивать пуговицу за пуговицей. Спустя минуту она будто о чем-то думала, блузка, как и пиджак, были аккуратно повешены в шкаф.
Ей некуда спешить, день закончен, осталось только завершить его. Пальчики коснулись юбки, ладонь скользнула по бедру, словно расправляя складку. Вот пуговица на поясе. Громко зашуршала молния. Щекотка усилилась, и где-то совсем рядом послышались голоса. Кто-то постучался в дверь.
Вера Степановна, ступая босыми ногами, подошла и спросила:
— Кто?
— Вер, может мы…
— Макс, встретимся завтра. Я уже устала…
Она не хотела ему объяснять, почему закрыла дверь и оставила его надежды на обочине. Ей он не интересен, что от него она может получить? Совсем ничего. Пальцы коснулись пуговицы на поясе, слабое напряжение, пуговица выскользнула из петельки. Неожиданно юбка упала на пол. Она переступила через нее, нагнулась и, взяв в руки, пошла к креслу.
— Вер… — донесся затихающий голос Макса.
Она отвернулась от двери и, подойдя к столику, еще раз посмотрела на свое отражение. «Что в нем не так?» — думала Вера, рассматривая свое лицо. Глазки сияли, словно выиграла приз. А эта улыбка, что она говорит? Опять щекотка в груди, она так близко подкралась, что стало трудно дышать.
Вера выпрямилась, пальчики коснулись шелковистой ткани лифчика. Почему-то не очень любила кружева, а бронированные чашечки, которые выглядели как рыцарские доспехи, даже ненавидела. Все должно быть нежным, продолжением твоего тела. Вот и лифчик у нее был таким же, нежным и тонким как ее кожа.
Маленькая застежка спереди, слабое нажатие пальцем, и створки разошлись, грудь тут же осела.
— М… — не выдержала Вера и тихо промычала.
Соски стали сжиматься. Она специально не смотрела на них, а продолжала рассматривать свое отражение в зеркале.
— Почему? — спросила Вера себя. — Почему я это делаю?
Она знала, что ее видно с улицы, но только не знала, смотрит ли кто-то на нее. А важно ли это? Грань, один шаг, и ты упадешь. Ощущение неизбежного, пока ты его контролируешь, но… Вера всегда боялась этого «но», поскольку сама не знала, что за ним может последовать.
В груди все заныло, даже стало больно. Но ведь именно этого она и хотела добиться, а после… «Что после?» — спросила себя и сделала шаг назад.
Тарас продолжил начатое. Он хоть и старался перевернуть ее осторожно, но получилось неуклюже. Тело выкрутилось, словно тряпка, которую решили отжать. Но Вера не подала виду, что ей неудобно. Теплая рука мужа потянула ее за плечо. Она сама незаметно ему подыграла, чуть пошевелилась и тут же легла на спину. Хотелось открыть глаза и, улыбнувшись, посмотреть в объектив.
Он снимал и делал это уже не первый раз. Вера не видела этих записей, нет привычки рыться в чужом телефоне. «Но зачем они ему?» — подумала она и представила себя, как сейчас выглядит.
Рука мужа коснулась груди, и пальцы чуть сжали ее. Хотелось охнуть, но Вера промолчала. «Не сейчас, рано», — говорила сама себе. Он гладил ее тело, плечи и бедра. Пальцами прикасался к голому, как у юной девочки, лобку. Почему-то Вере хотелось быть такой незащищенной, наивной и даже легкодоступной.
Она никогда не была проституткой, но могла представить вульгарные позы, от которых кровь в жилах застывала, а на душе становилось мерзко, отвратительно. «Но что тут такого?», — пока он играл ею, спросила она себя, давая возможность его рукам раздвинуть ее ноги. «Что такого? Тело, всего лишь тело, но…», — опять «но». Вера чуть напряглась, когда пальцы Тараса пошли ниже…