Тут тварь сорвалась у меня с багорного крюка и снова взвыла, катаясь по сеннику — я чуть с лестницы не полетел, удержался в последний момент. Вот ведь гадость этакая!
Вовсю шуруя багром, я наконец спихнул-таки мерзкую каракатицу, чьи бурные телодвижения малость затрудняла моя сеть.
Тварь обрушилась в кормушку с грохотом и воем, Борговы коровы как взбесились — заорали дурными голосами, заметались, бухая копытами в стены — хлев ходуном заходил, аж лестница затряслась.
Пока я спускался, мужики с вилами и баграми выволокли тварь на улицу и рогатые обитательницы хлева малость поутихли. Уф-ф, черт побери, ну и работенка!..
Внизу гомонили возбужденно, вдруг ахнули — толпа резко раздалась в стороны. Я спрыгнул с предпоследней ступеньки, успокоил Редду, протолкался к дверям хлева и увидел неразлучную троицу — Кайд Кузнец, Рагнар Секач и Ольд Зануда — деловито лупивших тварь по чему попадя орудиями землепашеского труда. А вот это, дорогие мои, никуда не годится.
Кайд полетел влево, Рагнар — вправо, Ольд взвизгнул по-бабьи и схватился за задницу — Редда улыбнулась ему.
— Осадите назад, мужики, — проговорил Сыч-охотник веско.
— Пожечь нечисть! — придушенно вякнул Ольд Зануда и шатнулся в толпу от моего взгляда.
— Ты, паря, того, — подбоченился Сыч-охотник. — Сеть мою заговоренную оплати, а потома — жги на здоровьице.
— Не заедайся, Сыч. Оплатим, — встрял Кайд.
Ах ты ж, боже мой. Ладненько.
— Три лира. Гони монету.
— Побойся Бога, Сыч…
— Не боюсь. Три желтых. Сколько плочено. Ну? То-то. Отлезь и не замай.
Тварь между тем никаких признаков жизни не подавала — валялась нелепой кучей у моих ног.
— Ты вот что, Борг, — рассудительно заметил трактирщик, — Надо б в Бессмараг послать. К мать Этарде. Уж она-то ведает, чего с нечистью делать полагается.
— И то правда. Ну-ка, Кайд, Рагнар. Ступайте в Бессмараг. Обскажите все, как есть. Совета испросите.
Побурчав, что, дескать, все едино тварь сатанинскую спалить велят, кузнец с молотобойцем удалились.
Я присел на корточки, пытаясь разглядеть в непонятной мешанине хоть что-нибудь. У плеча вздохнула Редда. На заднем плане бубнили:
— Эва, глянь, не поймешь, чего у ней где…
— Да уж, одно слово — нечисть.
— Кабы не амулеты Сычовы, ушла б тварь, как Бог свят, простой сетью — того, не удержишь…
— Охо-хонюшки, что ж теперича будет-то?
— Ай! Не выпутывай ты ее, Сыч, Альбереном Заступником заклинаю!
А я и не собирался никого выпутывать. Я просто хотел определить, где у твари голова, а где — задница. Пощупал осторожно…
Боги мои!.. Кто бы ни была эта штука, она — разумна! Принятые мною поначалу за неопрятную шкуру нетопыря лохмотья оказались — одеждой. Шерстяной тканью, понимаете? Кадакарская тварь носила одежду!
А потом я увидел руку. Стиснутую в кулак окровавленную смуглую тонкопалую руку, самую что ни на есть человечью, с грязными, обломанными ногтями…
Мимо уха моего сунулся Реддин нос, ткнулся, пальцы разжались — ладонь жестоко изрезана. За багор ухватился, что ли?.. Кровь красная, тоже как у людей… Редда деловито облизала твари, то есть, существу, раненую руку, сама копнула дальше.
Ионала Милостивица…
— Батюшки!.. — охнул кто-то из любопытствующих.
У разумного существа полагается быть лицу, даже если, оскаленное, из-за порядочного размера клычищ, оно и похоже на ночной кошмар. А Редда, хозяюшка моя невозмутимая, лизала эту, с позволения сказать, физиономию с истовостью, достойной лучшего применения.
— Ой, нет, не могу, оно счас бросится!
— Да кто на тя бросится-то, дурища?
Я последовательно подавил в себе желания: оттащить Редду и бежать куда подальше; отодвинуться и — отвернуться. Продолжил нехитрый свой осмотр.
Тэ-экс. Черное, кожистое — енто, сталбыть, крылушки. Ежели мы — нетопырь, значитца, и крылья нам положены перепончатые. Сеть бы снять, да разглядеть тебя толком, кадакарский житель…
Зрители, кто с перепугу, кто — подзамерзнув, потихоньку расползались.
— Слышь, Эрб, ловко ты придумал-то. Небось, Кузнецу тока дай — спалил ба Боргу хлев, как Бог свят, спалил ба…
— И то. А тварька — вона, гля, и не страшная совсем, тихая.
— Ага, видал я тебя, кады она выла.
— Ой, тьфу, тьфу, сгинь, диавол, изыди! Тьфу!
— Че мать Этарда скажет, как полагаешь?