В горнице никого не было. Стандартная мебель, как у всех: шкаф, диван, два мягких кресла, аккуратный журнальный столик с увесистой стопкой журналов и газет, рядом – стол побольше, с привычными венскими стульями, на стенке над столом – старая черно-белая фотография в тонкой деревянной рамке под стеклом. На портрете – молодожены: широко улыбающаяся круглолицая красавица – Татьяна Ильинична, и смущенный худощавый молодой человек, по всему, её муж. Посреди стола – хлеб, накрытый вышитой крестиком салфеткой, совсем, как дома, во Львове. В желудке снова засосало.
– Богдан? Присаживайся, – Татьяна Ильинична несла полную тарелку парующего борща. Она окинула взглядом гостя и осталась довольна увиденным. – Вот так-то лучше! Как тебе одежда? Впору? Да не смущайся ты, как красна девица, разное в жизни случается, время такое… И кушать не стесняйся – не бедствуем, слава Богу. Это раньше трудно было, в девяностые… Не знаю, как у вас тогда, но у нас, как вспомню… Вроде все работают, а в доме пусто – зарплаты не дают, не за что продукты купить. Пережили, слава Богу, на ноги встали, детей подняли… А тут, прости Господи, другая беда приключилася – война. Кому-то ведь надо было поссорить народ? Да ну их, Бог все видит, не слепой. Я же, Богдан, тоже из Западной, из Трускавца… Да ты ешь, дорогой, ешь, не стесняйся! Я тебе еще блинов принесу! Вкусные блины получились, тебе понравятся.
Татьяна Ильинична проворно выбежала из комнаты, а Богдан ел борщ, самый вкусный борщ в его жизни, и удивлялся, как могут кому-то не понравиться блины. За трапезой он даже не услышал звука подъехавшего автомобиля.
– Мама, а, мама!..
– Да здесь я, здесь. Чего не терпится? Дай человеку спокойно покушать.
Савва еле сдерживался, переминаясь с ноги на ногу, но матери не перечил, а та все подкладывала еду нежданному гостю, приговаривая:
– Ты ешь, милый, ешь, чай, не чужой…
После этих слов Богдан неожиданно вспомнил инструктора: «Кушать и пить на вражеской территории вне воинской части категорически запрещается».
Как же он забыл? Неужели за миску борща продался? Тарелка с недоеденными блинами, словно живая, отъехала к центру стола, а сам он вскочил, будто ошпаренный, задев попутно ногой соседний стул.
Татьяна Ильинична побледнела, бросилась к нему:
– Богдан, сынок, что с тобой? Тебе плохо? Тебе что-то болит?
От этих слов стало еще хуже. Хотелось завыть от безысходности. Он сжал обеими руками голову, пытаясь унять пульсирующую боль, но молоток продолжал долбить в мозг: «Они – враги! Они – враги!..»
Савва обнял его за плечи, прижал к себе, будто больного, терпеливо нашёптывая:
– Успокойся, все в порядке… Все будет хорошо. Давай присядем. Вот так, а теперь сюда…
Очнулся Богдан на диване. В соседней комнате звонкий женский голос взволнованно перечислял: «…Кровлю сегодня, слава Богу, закончили. Мусор вывезли. Дыры в стенах заделали. Завтра окна еще обещали, сразу и поставят… С западной стороны все нужно менять».
«Ишь, как разошлась! Небось, ещё и пальцы загибает? – подумал въедливо. – Новую крышу ей подавай, и окна, а ведь кричат: «Война! Война!» Он поднялся. Осторожно пощупал голову. Острая боль прошла, осталось только гнетущее чувство раздражения, досады и обиды на весь мир, и это чувство не помещалось в голове, давило изнутри, пытаясь вырваться на волю. «Надо уходить, пока не поздно! Нужно искать своих!»
«…Вчера Петрович грозился компьютеры подвезти! Не новые, конечно, но нам-то что, лишь бы работали, а там, смотри, и на новые разживемся…», – продолжала отчитываться девушка.
«Ого, да тут целый сговор, – он снова прислушался. – Интересно, где же это во время войны строительством занимаются, да еще оргтехнику завозят, почти новую?»
Любопытство взяло верх над осмотрительностью. Он поправил на себе одежду, прошелся пятерней по волосам, глубоко вдохнул, выдохнул и толкнул дверь.
За столом пили чай. В компании уже знакомых Богдану Татьяны Ильиничны и Саввы находились две молодые женщины, младшая из которых, с короткой модной стрижкой, в роговых очках на вздернутом носике, увлеченно делилась с другими своими достижениями. Появление гостя не вызвало у присутствующих особого удивления или смущения, и после короткого знакомства разговор продолжился.
На этот раз слово взяла вторая женщина, оказавшаяся женой Саввы и по совместительству – завучем местной школы:
– На первых порах будут, конечно, неудобства – правое крыло полностью разбито, придется в две смены работать, но до холодов, думаю, сумеем управиться. Родители обещались помочь, да и поссовет не оставит в беде, так что будем мы со школой. Ну, а ваши, Богдан, дети как? Где они сейчас? В школу ходят?