Сидящие за столом разом замолчали, повернувшись к нему в ожидании ответа. Казалось бы, совсем безобидный вопрос, но удар был ниже пояса. Только сейчас он понял, что натворил – сам, лично, отправил детей с Натальей в Россию. Конечно, его жена у себя на родине, она не пропадет, а вот девочки… В последнее время им и во Львове не сладко жилось, ведь все знакомые знали, что их мама – москалька. Это так, но во Львове был он, их отец, всегда готовый стать на защиту дочерей, да и сами они родились в этом городе, а кто их защитит на чужбине, тем более, сейчас, когда идет война с соседним государством?
Голова снова заныла. Он медленно отхлебнул глоток горячего чая, вспоминая указания инструктора: «Сообщать о местонахождении родных – запрещено. Враг не спит».
– Дома. У нас все спокойно.
– Вот и хорошо, что дома!
На этом все облегченно вздохнули и продолжили разговор.
– Сегодняшний день удался на славу! Вишь, сколько дел переделали, – подытожил Савва. – Знаешь, Света, там с транспортом книжки пришли, ты бы заглянула к нам, может, себе в школу что-нибудь подобрала бы – так быстро расходятся, что завтра можешь не успеть. Ах, да, мама, тебе привет от Людмилы Александровны! Представляешь, её дом уцелел, так она к себе погорельцев пустила, с детьми. Велела кланяться, в гости звала.
Богдан не понимал, что происходит: у них рядом война, жизнь рушится, трещит по всем швам, а они сидят себе беззаботно, чаи распивают, в гости друг дружку приглашают! Казалось бы, должны… Что должны были делать эти люди, и чего не должны, он так и не додумал, не успел.
– Ну вот, – встал из-за стола Савва, – мне пора. Я в штаб сейчас, заодно и Богдана в город подброшу, оттуда легче будет выехать.
Восторгу Богдана не было предела, душа его ликовала и пела, и он боялся, что не выдержит, что закричит от счастья: «Спасибо тебе, Господи, что услышал меня! Спасибо за помощь!»
Теперь он точно знал, что с каждым часом все ближе и ближе его встреча со своими, и он придет к ним не с пустыми руками. Вчерашняя автомобильная колонна с российскими флажками, которую он встретил по дороге, была, конечно, весомым доказательством военной агрессии, но оказаться в штабе, в самом сердце сепаратистов – намного выше его желаний, и этот шанс он не может упустить!
Из дому выехали только через полчаса, после того, как багажник машины был доверху наполнен какими-то мешками, коробками и пакетами. В салоне тоже не было свободного места – на задние сидения улеглись теплые одеяла, подушки, куртки, свитера… Складывалось впечатление, что семья переезжает, но спрашивать об этом было как-то неудобно.
Наконец-то все вещи заняли свои места, Татьяна Ильинична вложила в руки Богдану увесистый кулёк: «С Богом!», машина завелась, слегка дернулась и вывернула на трассу. Метров через пятьдесят, возле небольшого озера, Савва посигналил. Две рыжие девочки лет десяти помахали ему в ответ.
– Мои! – гордо обронил мужчина.
«Мог бы и не объяснять, и так видно – рыжие обе, конопатые, один в один – папаша, – иронично подумал Богдан и вздохнул. – А где же сейчас мои девочки? Что делают? Чем занимаются?»
Савва включил радио, и машина наполнилась нежными, почти невесомыми звуками фортепиано.
– Наша! Донецкая! Валя Лисица! – снова с гордостью произнес он, назвав исполнительницу музыки по имени, будто добрую знакомую.
Краем уха Богдан слышал, что известная пианистка с мировым именем, в последнее время проживающая не то в Америке, не то во Франции, публично осудила войну против жителей Донбасса. В связи с этим разразился скандал в соцсетях, и Украина, в свою очередь, осудила пианистку, запретив ей въезд на родину. Правда, насколько ему известно, родилась Валентина Лисица не в Донецке, а в Киеве, но переубеждать Савву в обратном сейчас не имело смысла.
Колёса мягко шелестели по асфальту, словно дополняя Шопена. Навстречу неслись электрические столбы, деревья, кусты, изредка попадались случайные прохожие. И вдруг среди этих редких путников он увидел свою семью.
Первой ехала Ксения, на велосипеде. Сразу бросилось в глаза, что велосипед – чужой. Потом он заметил, что и ехала Ксюша не так, как всегда, странно как-то ехала, неестественно, да и выглядела она при этом необычно, будто не своя, не родная – была слишком строгой, без своей постоянной улыбки, а ещё слишком прямо сидела, слишком старательно всматривалась вперед… Приглядевшись, Богдан с удивлением заметил, что педали на велосипеде не крутятся, но он все равно едет.
Вслед за дочерью шла Наталия. Такая же строгая, неприступная, как и Ксения. Чужая. Поравнявшись с машиной, жена повернула в его сторону голову и раздвинула, будто резиновые, губы. Её улыбка больше напоминала застывшую бледную маску. В испуге он отшатнулся от окна, но тут же ухватился за ручку, пытаясь открыть дверь. Он крутил её, рвал, дергал, звал дочку и жену, просил не уходить…