Повернувшись в сторону сада, баба Варя троекратно перекрестилась и низко поклонилась:
– Царствие небесное невинно убиенным.
Уезжая, волонтеры оставили женщине немного продуктов. Василий обнял её на прощание и пообещал заехать на обратном пути. Машина тронулась с места, то и дело объезжая рваные воронки, расчленённые на крошево деревья, а Богдан смотрел на одинокую сгорбленную фигуру – возле своего почившего дома в праздничных одеждах стояла баба Варя, ждала смерти и прощально махала им рукой.
На трассу возвращались прежним маршрутом, чтобы не тратить времени и сил на расчистку нового проезда. Крюк, конечно, делали порядочный, зато машина бежала, словно подгоняемая ветром. Ему не терпелось расспросить, кто же эта бабушка Варвара, кем она приходится Василию, и кто такой Сергей, но водитель уж очень внимательно вглядывался в дорогу, не отвлекаясь на разговоры. Богдан и себе задумался, поэтому не заметил, когда волонтер заговорил.
–…Жена моя, Катерина, родом отсюда, а дом разрушенный – брата её младшего. Мы с Катей сорок лет вместе прожили, раньше каждый год в Новосветловке бывали, в отпуск с детьми приезжали. Потом её родители померли, реже ездить стали… Я ж там каждую тропинку знаю, каждое деревце, каждый кустик… Да что же это творится недоброе такое? Что же это за беда на наши головы?!
В сердцах Василий ударил руками о руль, заодно нажав на клаксон. Гудок получился протяжный и тревожный, будто на похоронах. Больше в машине до самого места назначения не прозвучало ни звука.
Воинская часть, в которую был командирован Богдан, охраняла поселок, а точнее, трассу, соединяющую Донбасс с Ростовом-на-Дону. Населенный пункт, как важный стратегический объект, несколько раз переходил из рук в руки, а вот население в нем почти отсутствовало, не исключено, что именно прямая трасса на Россию сослужила людям благую службу – защитила от войны.
На обширной территории, по всему, являвшейся раньше транспортным предприятием, было совершенно пусто, только изредка в поле зрения попадались шатающиеся тени, подойти к которым Богдан посовестился. На дверях штабного помещения, расположенного в самом центре построек, висел тяжелый амбарный замок. Рядом, в открытой столовой, на грязных столах стояла неубранная посуда, будто только что закончился обед, но и там не было ни души, если не считать рой мух, лениво ползающих по оставленным немытым тарелкам. Лишь к вечеру в расположение начали прибывать военнослужащие.
– Отлично, – быстро просмотрев документы мобилизованного, выдал штабной офицер. Потом покрутил бумаги в руках и вернул их обратно. – Завтра – на передовую, а сейчас – получить оружие и отдыхать.
Не удивившись такому «радушному» приему, Богдан сам нашел подобие казармы, свободную кровать, и, кажется, только прислонил голову к подушке, как услышал:
– Подъем!
Просто в окно светило яркое августовское солнце. Пять минут на сборы, ещё десять – скудный завтрак, дальше – погрузка в машины и… на позиции.
Передовой оказалась часть посёлка городского типа со стандартными двухэтажными зданиями. Жизнь ушла из него вместе с людьми, и теперь он казался не просто пустым, а мертвым. «Почти, как Припять в Чернобыле, когда её по телевизору в годовщину аварии показывают… – пришло на ум нелестное сравнение. – Только и разницы, что здесь ещё не выветрился запах человека». Богдан огляделся по сторонам и даже носом повел, принюхиваясь. Запахи были обычными, домашними, не предвещающими никакой беды. Немного успокоившись, он сосредоточился на окружающих.
Рядом с ним находились такие же резервисты, отслужившие срочную ещё при Союзе. Они вяло переговаривались между собою, общались с родными по телефону, курили, и вовсе не были похожи на армию. «Просто сбоку припёка, а не армия», – он даже обиделся немного, рассматривая своих невольных однополчан. Небритые, измятые лица, серые, будто молью побитые, пожёванный, не всегда по размеру, камуфляж… Потрепанные и неряшливые, мобилизованные выглядели удручающе.
Не вызывала восхищения и обувь. При виде истоптанных армейских ботинок советского образца рядом с когда-то добротными, но тоже до дыр заношенными кроссовками «рибок» и «адидас», становилось понятным, что обувались «новобранцы» дома, и кто во что горазд.
«Да-а, блин, вояки… Одним видом могут убить… Сразить наповал, – подытожил с горечью. – Неужели у нас все войско такое – оборванное и немытое? А как же воевать? А как же побеждать?»
Какое побеждать?! Прислушавшись к разговору, он понял, что у этих людей, насильно изъятых из мирной обстановки, вообще нет желаний, кроме одного – побыстрее вернуться домой. Там, дома, совсем другая жизнь, свои семейные проблемы, и без хозяина родным не обойтись, так что воевать, а тем более, умирать, они не имеют права.